предрассудок, удобный пластырь для лечения социальных проблем. <…> В современных условиях России спорить о свободе означает играть на руку реакции, стремящейся разгромить Россию. Тот, кто этого не понимает, – просто бандит, и его надо держать под замком[467].

Встреча не складывается. Ленин предлагает Гольдман и Беркману работать за границей на Коминтерн. Те отказываются: они хотят остаться в России, но им приходится попрощаться с мыслью о союзе «Друзья американской свободы». Зато перед ними ставится «прозаическая» задача: курировать некоторые здания в Петрограде, которые должны быть переоборудованы под приюты для бедных. Гольдман же мечтает о Музее революции, который создается в Зимнем дворце. Эмма знакомится с директором музея и предлагает сотрудничество. Но ее внимание по-прежнему приковано к анархистам в коммунистических тюрьмах, которые объявляют голодовку и сотнями умирают. Единственный человек, который внял ее мольбам, – Анжелика, которая тяжело переживает некоторые эпизоды, случающиеся в «стране трудящихся». Она пытается обратиться в партию, стучится в двери Ленина и Троцкого, но все ее усилия напрасны. Все отчетливее перед ней является мысль о бесполезности всякой борьбы. Проклятие матери теперь неотступно преследует ее.

В начале мая для подготовки к визиту лейбористской делегации в кабинете министра иностранных дел Чичерина проходит совещание. Присутствуют глава комитета по приему гостей Балабанова и Радек, который сразу начинает выдвигать невероятные предложения: резиденция, где остановятся англичане, должна быть роскошной, а в номерах должны стоять ликеры и вина. Анжелика пытается сказать, что в таком приеме нет необходимости, он только исказит российскую действительность. На самом деле большевики именно этого и хотят: очаровать лейбористов, поселив их в петроградском дворце Нарышкиных, экспроприированном у русской княгини и богато украшенном по этому случаю.

Такие «потемкинские деревни» действуют не на всех. В группе англичан Балабанова замечает необычного и обаятельного джентльмена. Его зовут Бертран Рассел, он профессор Кембриджа и участвует в поездке неофициально. Во время официальных встреч он отрывается от группы и ходит по городу, разговаривая с людьми напрямую. Так ему удается получить истинное представление о революционном блефе[468].

У кембриджского профессора поэтическое видение мира, он не скован никакими рамками. Он превозносит современную психологию, «глубоко проникшую в океан безумия, по которому с риском для жизни проплывает корабль человеческого разума». Профессор утверждает, что климат и секс оказывают большое влияние на поступки человека, а развлечения и душевный покой делают его счастливым. По мнению Рассела, пришедшие к власти большевики не учитывают менталитет пролетариата, а их интересы не совпадают с интересами простых рабочих.

Остальные англичане не нравятся Анжелике. Она считает их снобами, они даже к ней относятся недоверчиво. Вообще ее голова занята только приездом итальянцев. На дворе июнь 1920 года. Делегация большая (семнадцать человек) и шумная, итальянцы постоянно спорят. В состав делегации входят Серрати и Вацирка – от руководства ИСП, Бомбаччи и Грациадеи – от парламентской группы, Д’Арагона, Бьянки и Коломбино – от Всеобщей итальянской конфедерации труда (ВИКТ). Среди участников также анархист Борги, представители социалистов из муниципалитета Милана и секретарь социалистической молодежи Луиджи Полано. Лига красных кооперативов из-за установления торговых отношений между Италией и Россией тоже направляет своих представителей.

25 мая итальянская делегация отправляется с миланского вокзала в коммунистическую Мекку. Премьер-министр Франческо Саверио Нитти предоставляет два вагона: он уверен, что поездка социалистов в страну бедняков и оборванцев станет лучшей антикоммунистической пропагандой. Отвечая в парламенте депутату-либералу Джованни Амендоле, Нитти язвительно заявляет, что от этой поездки представителей рабочих организаций можно только выиграть, поскольку они увидят, что «Россия в результате становления нового режима находится в самом бедственном положении»: это «пойдет на пользу общественному спокойствию в Италии»[469].

Газеты пестрят нелепыми подробностями этой поездки. Предусмотрительные и мудрые итальянцы набили предоставленные правительством вагоны макаронами, ветчиной, томатным соусом, сыром, флягами с кьянти, маслом, сахаром, лекарствами, иголками, мылом и большим количеством свечей. Анжелика думает, что они привезли это для бедного российского населения. Но на самом деле, эту провизию итальянские товарищи привезли с собой, боясь остаться без еды и света в «земле обетованной».

6 июня 1920 года итальянцы приезжают в Петроград. Балабанова взволнована, она рада, что наконец-то может говорить по-итальянски и почувствовать «родной воздух». С улыбкой смотрит она, как они выходят из поезда.

Солнце уже садилось, и тени сумерек окутывали город, но фонари еще не горели. Казалось, красный цвет флагов хочет пробиться сквозь туман и в одиночку осветить улицы и площади, в одиночку встретить и проводить дорогих братьев по домам. Мне казалось, что эта напряженная торжественность, сотканная из страданий и надежд, передалась и гостям, она слышалась в самом ритме их шагов, пока они шли от поезда к автомобилям. Без шума и неуместных жестов, распевая революционные гимны, большая часть толпы последовала за нами к дому, отведенному гостям[470].

И еще:

Я повидала много многолюдных сборищ и массовых манифестаций в России с красивыми знаменами, молодежными и военными парадами, манифестаций как радостных, так и траурных. Но ни одна из них не была столь спонтанной и единодушной, как те, что последовали за их приездом в Петроград[471].

Объятия, слезы радости, военная музыка; солдаты и школьницы в белых шляпках выстроились вдоль дороги. На транспаранте на выходе с вокзала написано по-русски: «Братский привет дорогим гостям». Впереди идет Балабанова, платье до пят, в руках трость с белой рукояткой и наконечником. Рядом с ней Серрати, в очках а-ля Сильвио Пеллико[472], с короткой щетиной на щеках и длинной на подбородке. Немного позади – Зиновьев, по обыкновению мрачный, Радек с лохматыми волосами и аккуратный Бухарин, коммунистический режим представлен на самом высоком уровне.

Эмма Гольдман вспоминает об этом дне совсем по-другому, с бесконечной горечью. Когда Анжелика приходит к ней в Зимний дворец, где она занята подготовкой передвижной выставки в российских провинциях, Эмма замечает, что ее подруга стала совсем другим человеком, «преображенной», восторженной, счастливой. Ее заграничные друзья приносят ей «дыхание, краски и тепло ее любимой Италии», в то время как здесь, в России, в этой холодной и жестокой стране, ее новая лучезарная жизнь оказывается обманом. Однако Анжелика не хочет признаться даже себе, что то, что она считала величайшим событием в истории, оказалось иллюзией, неудачей.

Зная ее, нетрудно было понять, насколько горьки были ее мысли по поводу неудачного и страшного политического опыта, совершенного над Россией. Но ведь сейчас приехали любимые итальянцы![473]

И сейчас это для нее главное. О приезде итальянцев Эмма рассказывает не так, как Анжелика.