Этот самый Кашен в 1918 году отправился в Россию, чтобы убедить рабочих продолжать войну, и сейчас находится в Москве, представляя французских социалистов, его опекают и окружают заботой, в то время как к Серрати относятся враждебно и с подозрением.

У меня было такое чувство, что я участвую не просто в политической, но также и в личной трагедии, затрагивающей некоторых самых дорогих мне друзей. Джон Рид, который наблюдал за всем происходящим, явно разделял мои чувства. Для Рида […] эта трагедия состояла […] в понимании того, что он борется с системой, которая уже начала пожирать своих собственных детей. Его уход из Коминтерна символизировал его отчаяние[484].

Русские хотят навязать свою организационную модель партии, представить советский опыт как единственный путь к революции, не принимая во внимание, что в Западной Европе иная политическая и профсоюзная традиция рабочего движения. У большевистской партии остался «неизгладимый след, оставленный гражданской войной: главной ее задачей стало совершенствование “штурмовых отрядов”, это было важнее, чем вливаться в массы»[485]. Ленин хочет расколоть социалистические партии и держать на поводке множество мелких партий коммунистических, не вникнув, что это означает в такой стране как Италия, где уже свирепствуют отряды Муссолини. Серрати обозначает четко и ясно: то, что предлагает Ленин, не соответствует потребностям революции на Западе. Он говорит больше. В письме Владимиру Ильичу он указывает, что большевистская партия в количестве сильно выросла по сравнению с тем, что было до революции, но, «несмотря на строгую дисциплину и частые чистки, она не много приобрела, если говорить о качестве[486].

В ряды вашей партии вступили все те, кто привык рабски служить тем, кто обладает властью. Эти люди составляют слепую и жестокую бюрократию, которая в настоящее время создает новые привилегии в Советской России. Эти люди, которые стали революционерами на другой день после революции, сделали пролетарскую революцию, стоившую народным массам стольких страданий, источником, который они используют для получения благ и власти. Они делают цель из того террора, который для вас был только средством[487].

Ленин ставит на голосование свой двадцать один пункт, которые принимаются единогласно (Серрати и испанец Пестана, обвиненный в анархизме, воздерживаются). Закрытие съезда 6 августа становится началом крестного пути Серрати. Балабанова именно в этот день окончательно решает покинуть Россию и вернуться в Италию. Она не может больше терпеть диктатуру, которая хочет убить европейский социализм, которая направлена против «ее» ИСП и Серрати, самого серьезного и этичного человека, которого она когда-либо встречала. Но ей не дают разрешения на отъезд. Большевики не могут помочь итальянцам так, как может русская социалистка – авторитетный и достоверный свидетель закулисных махинаций в Москве, – которой Ленин постоянно повторял, что Италия не готова к революции, потому что не может выдержать напора капиталистов, не имеет сырья и не обладает жертвенным духом русских. Все это прямо противоположно тому, что он утверждал на публике.

Раскрытие этой двойной игры может привести к делегитимации находящихся под влиянием Кремля итальянских коммунистов, которых Ленин втайне недолюбливает. Например, Амадео Бордига, которого он называет «мелким буржуа», Никола Бомбаччи, которого в Италии считают главным ставленником Кремля, а в Москве за спиной его высмеивают за тщеславие и нелепые речи. «Сократите перевод речи этого бородатого дурака», – пишет Ленин Балабановой в одной из многочисленных записок, которые он передает ей во время съезда Третьего интернационала. «Не говорите мне об этом безграмотном дураке! Он идиот!» – восклицает Ленин, когда Анжелика дает ему прочитать заявление, в котором Бомбаччи называет его синтезом Маркса и Бакунина. И все же Бомбаччи оказывается очень полезен, чтобы переломить хребет Серрати. Этому способствуют его внешность и мимика, которые сильно отличают его от жесткого и сурового Серрати. Альфред Росмер, видевший его в действии, описывает Бомбаччи как обаятельного человека с бородой и волосами, «сияющими, как золото на солнце». На трибунах Бомбаччи выделяется «особой мимикой: у него величественные жесты и он движется всем телом», свешиваясь со сцены, «словно хочет броситься вниз»[488].

Итак, Балабанова не может уехать с итальянцами. Она могла бы подтвердить слова Серрати, который, вернувшись домой, объяснил своим товарищам, что большевики показали недостаточную информированность о ситуации в ИСП и Италии. Она могла бы пересказать один эпизод, свидетелем которого была.

После съезда Коминтерна Бухарин и Зиновьев очень хотели, чтобы Бомбаччи и Грациадеи поскорее вернулись в Италию. Они должны показать, что находятся на переднем крае борьбы (в Италии рабочие уже заняли фабрики), в то время как редактор Avanti! все еще в «отпуске» в России. Оба российских лидера делают все, чтобы удержать Серрати, приглашая его провести несколько дней «отпуска» вместе. Но итальянец объясняет, что должен вернуться, потому что у него есть личные дела. И он рассказывает о займе, полученном от одного человека во время войны. Этот человек исчез, и Серрати начинает что-то подозревать: он думает, что это агент-провокатор, который теперь может обвинить его в том, что он находится на службе у полиции. Перед поездкой в Россию Серрати опубликовал в социалистической газете объявление о том, что он заложил у нотариуса денежную сумму, эквивалентную займу. И вот, как это ни банально, он должен вернуться, чтобы решить этот вопрос. Бухарин и Зиновьев смеются. «И поэтому вы хотели бы сократить свое пребывание в России? Давайте, оставайтесь!» – говорит первый. «Стоит ли, – замечает второй, – думать о таких пустяках? С нами, большевиками, случалось и не такое. Кого из нас не подозревали в том, что он немецкий агент? Об этом даже думать не стоит»[489]. Но Серрати не поддается на уговоры и садится в поезд. При этом разговоре, происходящем на вокзале в Москве, присутствует Балабанова, которая не может расстаться с Серрати. Она сопровождает его до границы. 20 сентября 1920 года она в последний раз видит своего друга Джачинто. Анжелика возвращается в Москву «с душой, наполненной ностальгией по социалистической Италии»[490].

Через несколько месяцев в ряде европейских газет появляется крупный заголовок: «Редактор Avanti! лидер ИСП, получает деньги от доверенного лица итальянской полиции». Сфальсифицированная новость приходит и в российское посольство в Риме через агентство печати. Когда Анжелика читает сообщения этого агентства в российских газетах, она думает, что «трусость, предательство и ложь не имеют предела»:

Это был последний удар, отразившийся на всем моем существе и последствий от которого не могли ослабить годы![491]

Во время съезда она прямо просит Ленина разрешить ей уехать, но ничего не может добиться. Более того, через несколько месяцев он хочет,