убитых только потому, что какой-то выскочка, новоявленный аристократ, отказался уважить старинный почтенный договор, не отвечающий его целям. Да, фейри похищали детей и питались ими, но они рассматривали человечество как некий низший вид – точно так же как люди едва ли задумываются о животных, которых убивают и употребляют в пищу.

Теперь люди и фейри встали на путь, который мог привести лишь к дальнейшему кровопролитию, если не удастся достичь хотя бы подобия перемирия, хотя Лесник сомневался, что такой компромисс возможен. Фейри были слишком уж древними, а их вера в свое превосходство – слишком устоявшейся и слишком глубоко въевшейся в их представления о самих себе, чтобы уступать хоть какие-либо позиции; хотя люди, пусть будучи и моложе в историческом плане, мало чем отличались в этом отношении. Кроме того, они превосходили фейри численностью и с каждым днем распространялись все шире. Время фейри прошло. Вся логика и здравый смысл говорили об этом, но что-то убедило их, что это может быть не так.

Почему, тревожился он, фейри так легко отказались от нападения на деревню? Правда, они ушли с добычей – и этих детей требовалось вернуть: нельзя было позволить их свету угаснуть лишь для того, чтобы накормить фейри, – но главная цель налетчиков несомненно заключалась в том, чтобы уничтожить Сааду и ее дочь, точно так же как они уничтожили Блайтов. Это им не удалось. Хотя вообще-то фейри едва ли приложили к этому какие-то усилия…

Лесник вдруг перестал расхаживать взад и вперед, увидев неподалеку Сааду, а рядом с ней Табаси. Оба с тревогой выискивали в толпе лицо, которое все никак не могли углядеть, и искали среди мертвых того, кого боялись найти. Он услышал, как кто-то произнес имя их сына. Баако нигде не было видно.

Лесник вздрогнул. Опасность была совсем близко. Над ним возвышался склон за деревней, и теперь его взгляд скользил по отвесной поверхности осыпи, все выше и выше, пока не наткнулся на неестественную темноту, которая скрывала вершину из виду. Он уловил доносящийся откуда-то из нее ритм, похожий на барабанную дробь, и тут понял, почему фейри оборвали свой набег, не достигнув намеченной цели, – поскольку, что касалось Саады, они не были главной силой.

– Саада, – крикнул Лесник, – быстро в дом!

Из темноты на вершине горы выпали три фигуры, быстрые, как стрелы. Две из них отделились, чтобы отвлечь воинов, окруживших Сааду, и оставить ее на открытом пространстве, тогда как третья, старая седовласая гарпия, которая противостояла Леснику и Церере на мосту, нацелилась непосредственно на Сааду, стремительно упав на нее, подобно атакующему соколу. Лапы гарпии с сокрушающей кости силой обрушились Сааде на плечи, когти глубоко вонзились в плоть, и она тут же вновь взмыла в воздух, словно и не заметив веса умирающей женщины, которую уносила во мрак. Две другие гарпии отступили, чтобы последовать за своей сестрой, и вскоре тьма тоже приняла их, окутав своим черным покрывалом, когда они взмыли к вершине, где беспросветная мгла вскоре превратилась в черные закручивающие завитки, быстро растаявшие в ночном небе.

XL

AELFSCYNE (староангл.)

Красивый, как фейри

Когда появились фейри, Баако в одиночестве разгуливал по деревне, с головой уйдя в собственные мысли. Размышлял он о той девушке, Церере, которая так резко отвергла его за обеденным столом. Может, его и раздражал ее отказ, но он еще не был готов распрощаться с надеждой. Браки по договоренности были обычным явлением среди его народа, и он знал много пар, где парень и девушка изначально не подходили друг другу, но в последующие годы все-таки находили общий язык; слышал и о союзах, в которых один из супругов поначалу активно сопротивлялся, прежде чем полюбить – или, во всяком случае, научиться терпеть – своего партнера. И, конечно, знал и о браках, в которых обе стороны были несчастливы без всякой передышки, а их страдания становились все более заметными с каждым днем, проведенным вместе, но лучше было смотреть на вещи с положительной стороны: такие отношения были в меньшинстве, так что общий расклад позволял склоняться к тому, что их с Церерой союз будет счастливым и безоблачным.

Тут стоит отметить, что Баако проводил слишком много времени в компании скоропостижно скончавшегося (на самом деле скоропостижно лишившегося головы) Абанси: мужчины, искренне убежденного, что он – как, впрочем, и большинство, если даже не все представители его пола – гораздо умней женщин, и частью этого мужского бремени была необходимость время от времени направлять женщин на путь истинный, даже когда их упрямство требовало от них избрать какой-то другой. Стоит женщине осознать ошибочность своих действий, наставлял Абанси Баако, и верность полученного ею мужского руководства, как она, как правило, успокаивается и всем довольна, и доставляет куда меньше хлопот, когда подобные ситуации возникают в будущем.

Абанси был вдовцом и жил совсем один. Его жена умерла много лет назад, и ни одна другая женщина так и не изъявила желания занять ее место, несмотря на все богатство и авторитет Абанси. Кроме того, всем была известна его открытая неприязнь по отношению к Сааде, равно как и неуважение к ее мужу, которого Абанси рассматривал как червяка, извивающегося под каблуком у своей жены. Баако находился в том трудном возрасте, когда некоторые молодые люди пребывают в беспричинной обиде и на отца, и на мать, и поэтому был подвержен влиянию коварного старейшины, не осознавая, что Абанси лишь манипулирует им в попытках подорвать авторитет Саады.

Однако в данный момент внимание Баако было сосредоточено на том, чтобы как-то заполучить эту странную пришлую девушку себе в невесты. Баако знал, что если удастся убедить Лесника уступить ему Цереру, то его лучшие качества – в которых, как он ничуть не сомневался, не было недостатка – сразу же станут очевидны. Размышления вывели его за ворота деревни, мимо дремлющих стражников. Он прошел по мосту, привлеченный ароматом ночных цветов на противоположном берегу. Подумалось, что можно будет выбрать несколько самых красивых и пахучих для Цереры и положить их у ее двери. Если представится возможность, можно даже вручить их лично, хотя по горькому опыту деревенской жизни он знал, что в тот момент, когда пытаешься сделать что-то, требующее определенной степени уединения, каждый человек в окру́ге считает нужным объявиться поблизости. Такие небольшие общины, подумал он, обладают безграничной склонностью к насмешкам и соответствующей памятью.

Баако прошелся по берегу, срывая луноцвет и жасмин, мухоловку и вечернюю примулу. Собрав все необходимое для задуманного букета, он