скудных припасов еды, будто воины готовились умереть. Брат надеялся отыскать там хоть какую-то зацепку, чтобы понять размах паутины и отыскать кукловодов, что теперь пытаются контролировать людей, но наткнулся только на пустоту. Оставалась надежда на Матса, но давить на него Вальгард не хотел — боялся, что лишится единственного помощника среди стаи врагов.

Вести о нападении конунг воспринял спокойно, однако показал истинную ярость, когда прознал про наказание для сына и ударил его родовой печатью, оставляя на щеке Болтуна кривой шрам. Вальгард корил себя, говоря, что не стоило перед воинами так унижать Сигурда, но и пойти против законов не мог: иначе какой из него хэрсир? Да и терпеть подобное поведение Ледышка никогда не стал бы, ведь оскорбление девушки и её чести — непростительная грубость. Харальд решил сам выступить палачом. Публично наказывать Сигурда однако не стали, а привязали к столбу на заднем дворе дома: в том самом саду, что так заботливо выращивала его мать, Болтун получил десять ударов плетью в присутствии Матса и Вальгарда. Как признался брат, он чувствовал себя до невозможности виноватым: не стоило идти на провокации и просто следовало переждать вспышку нрава друга — тогда бы, возможно, удалось избежать всего этого.

Лив полагала, что это она виновата в случившемся и просила прощения у Вальгарда, буквально встав на колени. Однако брат тут же поднял её, запретив вытворять подобное:

— Ты не виновата ни в чём, Лив, — проговорил он, пока я раздумывала над самым удачным способом наказания для Бьёрнсон. Что бы ни говорил брат, она оказалась причастна к случившемуся: Сигурд наверняка затаил ненависть и жаждал мести, уничтожая некогда близкую дружбу между ним и Ледышкой.

Бьёрнсон понимала, что я виню её, и тоже решила извиниться, но толку в этом было мало. Гораздо важнее было бы помирить их и не дарить предателем повод для радости. Однако я даже не знала, что сейчас смогло бы помирить их.

На пятый день после возвращения наконец-то в Виндерхольм прибыли драккары Змеев. Пропустить такое событие мы не могли, а потому вместе с Лив отправились глазеть на Новую пристань. Вальгард стоял рядом с конунгом, подчёркивая свой новый титул, в то время как Сигурд мрачно скрывался позади. Эймунд и вовсе предпочёл проигнорировать прибытие ярла, сказав, что понадобится чуточку позже, но где именно и зачем — конечно, не уточнил.

Приезд Змеев совпал с проведением праздника урожая — Волков день. Отмечали его только на территории Хвивафюльке, чествуя Фрейю и Фрейра, дарующих плодородие и богатый урожай. После восстания Орлов многие голодали и лишились членов семьи, а потому Харальд предложил людям возможность немного отдохнуть и развеяться — тогда впервые и был устроен праздник. Традиционно на него пекли хлеб и пироги с ягодами черники, брусники и клубники, жгли костры до небес и танцевали в свете звёзд, встречая зарю у берега фьорда. Люди начинали заранее готовиться, украшая центральную площадь и дорожку, ведущую к Храму. Вот и сейчас они сновали всюду — видимо, Харальд решил не отказываться от традиций, несмотря на визит предателя-ярла.

Чёрные паруса зловеще развевались на ветру, походя на грозовые тучи, не сулившие ничего хорошего. Ярл вместе со своей женой и двумя дочерями спустился на помост и, перебирая мелкими ножками, дотащил грузное пузо до Харальда, тяжело опускаясь перед ним на колени. Этот толстый и неповоротливый мужчина едва ли походил на свирепого и беспощадного Змея, напоминая больше на червя в гнилой туше. Конунг натянуто улыбнулся и потащил ярла в Храм, откуда потом его должны были доставить в темницы для «дружеского» разговора, как предупреждал Эймунд. Туда-то он и собирался пойти, чтобы помочь добыть сведения из ярла.

Десяток воинов, облачённых в чёрно-серые одежды, спрыгнули на берег и быстро растворились в толпе. Лив пристально смотрела им вслед и хотела чем-то поделиться, как вдруг к нам подлетела Далия. Моя младшая кузина тяжело дышала, лицо её побледнело и осунулось ещё больше. Выгоревшее жёлтое платье едва ли красило девушку, а мешковатый хагенрок добавлял полноты — была бы здесь рядом Идэ, точно цокнула бы, приговаривая, что неблагодарным всегда достаются лучшие вещи, намекая на наши с Лив наряды.

— Астрид! — Далия вцепилась в рукав моего синего платья. — Прошу тебя: помоги! Надежда только на тебя одну!

Лив сомнительно покосилась на неё, видимо, вспоминая мои рассказы о «доброй тётушки и её чудных дочерях». Я сконцентрировалась на сейде, ощущая волнение, грохочущее в душе Далии.

— Допустим, что слушаю, — вырвалась из её хватки, заставляя кузину виновато попятиться.

— Знаю, что мы никогда не ладили, и ты наверняка презираешь меня — заслужила. Однако если сможешь, то прости. Я была глупа, но извинения тебе явно не нужны — в искренность не поверишь, — прошептала она. — Только прошу: выслушай хотя бы. Кроме тебя, мне некому довериться.

— И что нужно сделать? — чутьё не сулило ничего хорошего, однако вид суетливой Далии разжалобил. Её отчаяние раскачивалось в душе из стороны в сторону, норовя утопить округу в панике.

Далия воровато посмотрела по сторонам, словно опасалась слежки, и, схватив нас за рукава платьев, затащила в первую попавшуюся подворотню. Боязливо выглянув за угол, она всунула мне в руку тонкую полоску потрёпанных бус.

— Знаю, выглядят ужасно, но другого ничего нет, — Далия сама не думала скрывать отвращения. — Мама задумала выдать Уллу замуж за бонда с западной стороны, а он ужасный человек. На словах только серебром разбрасывается, но бережёт каждый кусочек и только на эль ему ничего не жалко. Пьянствует до рассвета и избивает своих людей палками. Мы отговаривали родителей, просили найти лучшую партию, однако ты ведь знаешь их, Астрид: если что-то решили, то и удар Мёльнира не переубедит. А Улла… — она замялась, пряча взгляд в подоле одежды. — Она беременна, Астрид.

Лив шокировано охнула, зажимая рот ладонью. Я разжала пальцы, роняя бусы, но Далия их тут же подняла и принялась протягивать их обратно.

— От кого, если не секрет? — тихо поинтересовалась Бьёрнсон.

— Сестра много лет влюблена в одного рыбака, — призналась Далия. — А как прознала про сватовство и беременность, то решила бежать вместе с ним. Вот только мама медлить не желает и хочет устроить им свадьбу через дня два, а потому времени в обрез. Улла задумала бежать завтра на закате.

Момент для побега Улла выбрала правильный: в свете факелов люди будут чествовать богов и веселиться — никто и не заметит сначала, что она сбежала. Однако я не понимала, почему Идэ так жестоко поступала с любимой дочерью, отдавая её замуж без