другими тиграми, а обезьяны — с другими обезьянами. Он попытался было подбодрить пантеру, описывавшую круги за решеткой, захотел угостить ее булочкой. Но сторож не разрешил ему.

— Запрещено, молодой человек, держитесь по дальше. Ведь это же хищные звери! — закричал сторож очень сердито.

— Откуда они приехали? — спросил Тисту.

— Из очень дальних стран. Из Африки, а может, из Азии, откуда мне знать!

— А перед тем как привезти их сюда, у них спрашивали согласия?

Сторож только пожал плечами и удалился, бормоча себе под нос, что нечего тут зубоскалить и смеяться над ним.

А Тисту все увиденное навело на размышления. Сначала ему пришла в голову мысль, что этому человеку не следовало бы работать в зоопарке, раз он не любит животных, за которыми ухаживает. Потом он подумал, что животные наверняка привезли в шерсти какие-нибудь семена из своих стран, которые, возможно, рассыпались где-то поблизости…

Сторожам зоопарка, конечно, не пришло в голову запретить маленькому мальчику потрогать руками землю перед каждой клеткой. Сторожа просто решили, что этот мальчик любит возиться и пыли.

А в результате несколько дней спустя в клетке со львами стоял огромный баобаб, обезьяны перелетали с одной лианы на другую, а в бассейне у крокодила распустились кувшинки. У медведя теперь была своя ель, у кенгуру — своя саванна, цапли и розовые фламинго бродили в тростнике, а птицы всех цветов радуги заливались трелями в гигантских кустах жасмина. Прицелесский зоопарк стал самым красивым зоопарком планеты, о чем муниципальные советники без промедления оповестили все туристические агентства.

— Так-так, значит, ты теперь уже и тропическую растительность освоил? — сказал своему ученику при встрече Светоус. — Замечательно, мой мальчик, ты прекрасно поработал.

— Это все, что я мог сделать для бедных хищных животных, которые так сильно скучали вдали от тех мест, где они родились, — ответил Тисту.

Глава 14,

в которой Тисту задает вопросы о войне

Когда взрослые говорят громко, маленькие мальчики порой их не слушают.

— Тисту, ты слышал, что я тебе говорю?

И Тисту утвердительно кивал головой, чтобы выглядеть послушным, хотя на самом деле в этот момент думал о чем-то совсем другом.

А вот стоит только взрослым перейти на шепот, как маленькие мальчики тут же напрягают свой слух, стараясь понять именно то, что от них пытаются скрыть.

В этом отношении все дети похожи друг на друга, и Тисту тут не составлял исключения.

В Прицелесе вот уже несколько дней люди шептались где только могли. Какие-то тайны буквально витали в воздухе, проникая даже и ковры Сияющего дома.

Господин Отец и госпожа Мать читали газеты и испускали протяжные вздохи. Слуга Каролюс и госпожа Амелия, повариха, перешептывались возле стиральной машины. Было похоже, что даже господин Дырнадис и то вроде бы утратил свою громогласность.

Тисту хватал на лету какие-то хмурые слова.

— Напряженность… — важно произносил господин Отец.

— Кризис… — вторила ему госпожа Мать.

— Обострение, обострение… — добавлял господин Дырнадис.

Тисту казалось, что они говорят о какой-то болезни; он принял это близко к сердцу и, выставив пальчики вперед, отправился выяснять, кто же в доме занемог.

Обход сада показал ему, что он ошибается: у Светоуса самочувствие было прекрасное, чистокровные жеребцы весело скакали на лугу, и здоровье Гимнастика тоже не вызывало никаких сомнений.

Однако на следующий день у всех на устах было другое слово.

— Война… так или иначе это было неизбежно, — говорил господин Отец.

— Война… как не везет этим людям! — вторила ему госпожа Мать, удрученно покачивая головой.

— Война… Вот так! Еще, значит, одна, — откликался господин Дырнадис. — Ну что ж, посмотрим, кто там у них победит.

— Война… Беда-то какая! — сокрушалась госпожа Амелия, чуть не плача. — Неужели это так никогда и не кончится?

— Война… шнова война… поштоянно какие- то войны, — повторял слуга Каролюс, у которого… да, впрочем, вы уже знаете, у которого был легкий иностранный акцент.

Поскольку о войне все говорили шепотом, у Тисту складывалось о ней представление как о чем-то нехорошем, уродливом, как о какой-то взрослой болезни, более отвратительной, чем пьянство, более жестокой, чем нищета, более опасной, чем преступление. Раньше господин Дырнадис уже немного говорил ему о войне, показывая памятник погибшим на фронте жителям Прицелеса. Но господин Дырнадис говорил по своему обыкновению слишком громко, и Тисту мало что понял.

Не нужно думать, что у Тисту появился страх. Это был мальчик не робкого десятка, скорее даже склонный к опрометчивым поступкам. Вы ведь уже были свидетелями того, как он скатывался вниз по перилам лестницы. Ну а когда он шел на речку купаться, то стоило больших трудов убедить его не прыгать по десять раз подряд с самой высокой ступеньки чемпионской вышки. Бывало как разбежится и… гоп!… летит, летит ласточкой вниз, расставив в стороны руки и прогнувшись в спине. По деревьям он лазал как никто другой, добирался до самых тонких верхних веток, чтобы сорвать там вишни, доступные ему одному. Он просто не знал, что такое головокружение от высоты. Нет, никакого страха Тисту не испытывает.

Однако война, как он начал понимать, не имела ничего общего ни со страхом, ни с храбростью; это было нечто невыносимое — вот и все.

Ему захотелось узнать о войне побольше. Действительно ли она была так страшна, как он себе это представлял? Первым делом он, естественно, отправился к Светоусу.

— Я не помешаю вам, господин Светоус? — спросил он у садовника, подрезавшего в этот момент кусты самшита.

Светоус отложил садовые ножницы в сторону.

— Конечно, нет, мой мальчик.

— Господин Светоус, скажите, что вы думаете о войне.

Садовник удивленно посмотрел на Тисту.

— Я против войны, — ответил он, теребя свои усы.

— А почему вы против войны?

— Потому что… потому что даже какая-нибудь совсем крошечная война способна уничтожить большой-пребольшой сад.

— Уничтожить? Как это так?

— А вот так: выкорчевать, вырвать все деревья с корнем, развеять их в прах.

— Правда? А вы уже видели, господин Светоус, видели сады… уничтоженные войной? — спросил Тисту.

Это казалось мальчику почти невероятным. Однако садовник не шутил.

Он стоял, опустив голову, нахмурив свои косматые седые брови, и крутил пальцами усы.

— Да, конечно, видел, — ответил он. — Видел, как цветущий сад погиб за какие-нибудь две минуты. Видел, как разлетались на тысячи осколков оранжереи. На тот сад упало столько бомб, что пришлось навсегда отказаться что-либо там выращивать. Даже земля там умерла.

У Тисту перехватило дыхание.

— А чей это был сад? — спросил он еще.

— Мой, — сказал Светоус, отвернувшись, чтобы скрыть свою боль, и снова взялся за ножницы.

Тисту стоял молча. Он размышлял.