– Не слышу ответа!

Жертва жалобно выла. Длинные ухоженные волосы на голове, как и лицо, сразу пробило кровью. Плеть была жесткой, охотничьей, а сам удар достаточно тяжелым, чтобы рассечь кожу даже сквозь сбитую ударом шляпу.

– Руби скотину! – придя в себя от изумления, завопил товарищ избитого и, дав шенкеля, отправил коня вперед, сразу склоняясь, чтобы секануть меня с левой руки.

Вот только встречный удар арапником промеж глаз коня ему в таком случае следовало предусмотреть. Несчастный жеребец с жалобным ржанием взвился на дыбы и сбросил не ожидавшего такой подлянки всадника.

Хотя надо сказать, что бить коня по морде было опасно. Он чуть не разбил мне голову копытами. Однако чуть в таких делах не считается, поскольку я увернулся, а вот избитый мною мажорчик нет, попав лошади под копыта вместо меня. Только косточки хрустнули, и кровь с мозгами на дорогу и копыта брызнула. Как-то сразу поверилось, что такого удара окованным копытом по черепу ни один человек пережить не сможет.

Потенциальных оппонентов оставалось четверо, так что я, отскакивая назад, прихватил из телеги цвайхандер. Тем более что и взбесившийся жеребец мог попытаться добить своего обидчика. Кони умные. Старый Ферокс, что, сидя на облучке, следил за наступающей драмой, подумал о том же самом. Дед молниеносно сиганул с телеги на противоположную сторону, таща за собой внука за шиворот.

Однако оставшиеся без хозяев лошади оказались куда умнее, чем я считал, ибо рванули назад, а не вперед, к мечу и арапнику. И в результате я злобно ухмыльнулся пытающемуся встать и проклинающему меня дворянчику, сбрасывая с «рогов» меча шлевки ножен.

– Руби меня. Ведь запорю, скотина!

– Убейте его, убейте!

Вообще, я надеялся, что меня атакуют на лошадях. Ограниченное пространство, практически двухметровой длины оружие – всадники вряд ли бы могли реализовать свои возможности. А вот я – как раз наоборот.

Однако не прокатило, все трое спешились, не обращая внимания на рванувших к нам стражников, которые, впрочем, вслед за покойным мажором тоже попали под лошадей, причем один вовремя смешался с разбегающимися людьми, а вот второй чудом не попал под копыта все того же гнедого.

Что ж, я особо не переживал. Для того чтобы лишить врага возможности безнаказанно зайти за спину, мне нужно было лишь отступить еще на пару-тройку шагов назад. К середине мостика. Далее их в принципе можно было и не убивать, ждать, когда вмешается стража.

Вот только стража вмешиваться не собиралась. А вот рухнувший с коня урод все требовал и требовал меня, как можно быстрее, прикончить, зарубить, вспороть живот и так далее. К его чести, не оставшись отлеживаться в стороне, но на волне ненависти, хромая, присоединившись к слугам на второй линии.

В общем, как бы я не хотел лишней крови, выбора мне не оставили. Играть в пацифиста и жалеть их я в данной ситуации не собирался, причем главной задачей в развитии этой стычки становилось прикончить второго мажора, чтобы не оставлять за собой желающего отомстить врага. Раз уж представился такой случай. А значит, действовать надо было быстро.

Первая пара атаковала меня совместно, однако с легкой несогласованностью, чем я и воспользовался. Зашел со стороны правого противника, вертикально взмахнул мечом, даже не надеясь его достать – тот грамотно ушел в сторону, – и я в низком «копейном» выпаде пропорол живот дальнему, открывшемуся противнику, тут же спрятавшись за свой лом и сбросив влево удар перешедшего в контратаку первого телохранителя. Далее последовал проходной шаг назад, с мощнейшим рубящим ударом наискось из левой верхней четверти на разрыве дистанции.

Будь парень каким-нибудь кунфуистом, он бы, возможно, и увернулся – сделав сальто или встав в мостике. Но кунфуистом он не был. Все, что у него получилось, это рефлекторно попытаться прикрыться. Причем даже не своим палашом, но практически голым предплечьем – у кольчуги были короткие рукава, предплечья защищали одни только кожаные наручи. Рука отлетела, как полено от чурки, а двуручник, словно этого не заметив, врубился в шею до позвоночного столба включительно. Покойник плеснул кровью и махровым полотенцем стек с меча наземь.

Два шага вперед, взмах двуручником – и зажимающий живот раненый успел только вскрикнуть. Переход в атаку оставшейся двойки, запаниковавший воин в коже выматерился, вскрикнул и шарахнулся назад, наткнувшись спиной на еще более напуганного мажора. Тот, может быть, и решил пересмотреть свою позицию в нашей склоке, но не успел сообщить о том миру. Но хотя бы попытался поставить блок, чего при длине рычага и массе цвайхандера, естественно, не получилось.

Последний слуга, увидев рядом еще одну расколотую голову, оказался способен только на беспорядочные взмахи мечом, что, собственно, его и погубило. Я на рефлексах проснувшейся кровожадности поймал его фальшион на клинок, сбросил в сторону и с потягом горизонтально резанул по шее. Хвати у него ума побежать, я бы его не преследовал. Слуга мне уже совершенно не угрожал. Человека убил один только страх. Его собственный. И проснувшаяся в пылу схватки моя бессознательная кровожадность.

Весь бой, считая от первого удара меча, наверное, не занял и десяти секунд. Обошедшиеся без больших травм стражники просто не успели вмешаться. От скорости и исхода стычки оба натуральным образом отвесили челюсти. Как, впрочем, и все окружающие. Старший регулировщик пришел в себя после паузы секунд где-то в пять, только потом захлопнул пасть.

– Бросай оружие!

– Позвольте мне разъяснить свою позицию. Меня зовут Вран ден Гарм. Фер Вран ден Гарм и я живем со своего меча. Вы оба только что видели, как эти недоношенные покойники совершили на меня наглое неспровоцированное нападение. Поэтому никакое оружие я бросать не собираюсь. Все, что могу для вас сделать, это отдать равному. Из рук в руки. Так что ваши ближайшие действия: либо просите сюда прибыть благородного человека, либо ведите меня к нему, либо пытайтесь оружие у меня отобрать. Если жизни не жалко, поскольку я таких умников охотно к этим болванам присоединю. – Для полноты образа я скорчил зверскую рожу и пнул рядом лежащий труп.

Стража, и так чувствовавшая себя неуверенно, окончательно сдулась. В средневековых городах стража, безусловно, постоянно имела дело с взбрыками высшего сословия. Система противостояния должна быть отработанной, однако в данном случае я рассчитывал попасть в зазор сугубо «благородных» разборок, в которые сколько-то умный человек без нужды глубоко не полезет, даже занимая положение повыше, чем двое постовых у ворот. Как бы их ни защищали местные законы. А вот внутри я чувствовал себя далеко не столь уверенным образом.

Игра на публику с показной уверенностью, спокойный тон и лихорадочная работа мозга подтолкнули меня к неприятной ошибке. Это была не озвучка своей позиции и, уж тем более, не переход на столь искусственный псевдокуртуазный стиль речи в стиле бесподобного Бориса Бритвы, еще более бесподобно прибившего местного шерифа в «Джанго освобожденном». На нерве послебоевого отходняка я нечаянно воспользовался уже засвеченной неподходящей фамилией, ладно хоть «благородную» приставку к ней сумев механически сменить. И слово тут оказалось птичкой – что вылетит, не поймаешь. В этот раз перестрелять всех, кто услышал установочные данные, не представлялось возможным. А значит, с ней нужно было жить дальше, какие бы проблемы мне сие не сулило.