Тем не менее, посмеявшись над покойным, ан Феллем вдруг резко перешел на конструктивный лад:

– Кому он мог помешать, концы есть? Или мне теперь прикажешь разбираться, кто из окружающих нашего наместника жопошников на его задницу набег организовал?

– Тут как раз все в порядке. Случайность. Убийца и не скрывался. «Мужественный Куарт», – собеседники в очередной раз синхронно хихикнули, наведя ан Феллема на мысль, что не он один читал переписку влюбленных, – как ты, достопочтимый Мохан, знаешь, имел привычку вести себя крайне борзо.

– Охо-хо-хо… Да неужели у кого-то яйца нашлись? И даже слуги не спасли?

– Гы… На мастера большого меча нарвались. Тот его в один замес вместе с приятелем и слугами порубил. Прямо в воротах. Только что оттуда, вся мостовая в крови и мозгах. Нашего красавчика вообще не узнать, он еще и под копыта попал. В очередной раз начал плетью путь расчищать, ну и секанул, кого не стоило бить.

– Так! – Посерьезневший ан Феллем хлопнул ладонью по столу. – Я определенно заинтригован. Рассказывай подробности!

* * *

На обращение жаловаться было грешно. Прилизанный, гладко выбритый, щеголевато и богато одетый мужчина лет тридцати, тот самый Алред ди Криус, не выделываясь, принял у меня оружие и имущество, расспросил об обстоятельствах стычки и приказал «с уважением» отправить меня в кутузку. При этом мое личное имущество следовало туда же, но нес не я, а уже сами стражники. За его сохранность по понятиям теперь отвечал лично босс.

Кутузка, уже внутри стен непосредственно города, определенно впечатляла. По факту Клоака была не тюрьмой, а замком. Или, если угодно, тюремным замком, несущим помимо изоляционных, еще и оборонительную функцию. Этакий мрачный пятиугольник с огромным донжоном и четырьмя башнями поменьше, одна из которых надвратная. К стенам примыкали режимные и служебные корпуса, оставлявшие посреди данного изолятора небольшой засыпанный песком пятачок, использующийся в качестве тренировочной площадки.

Часть помещений по содержанию лихого люда, по рассказам, находилась и под землей, но я туда не попал. Так как со мной повелели обращаться «с уважением», определили меня в VIP-зону на четвертом этаже одного из камерных корпусов: узкую одноместку с топчаном, слепленным на деревянных шипах из плах толщиной с руку. На топчане лежал набитый соломой матрас из грубой холстины, такая же подушка и сшитое из овчины одеяло. Последнему я непритворно удивился. Освещалась камера пятком световых проемов в стене с ладонь шириной и сантиметров тридцать высотой и масляными фонарями стражи, которые те, впрочем, унесли. Удобства представляли собой прикрытое крышкой грубое деревянное ведро под напоминавшим о цивилизации насестом из все тех же неподъемных деревянных плах.

Режимом меня не давили, не забрали ни кошелек, ни ложку, ни нож, ни даже подарочную серебряную флягу с коньяком. Последний мог, по крайней мере первое время, спасти меня от поноса. Отношение подчеркивало одну только временную изоляцию благородного человека, но не отношение к нему как преступнику. Если что портило этот рай, то только кормежка. Кормили на общих основаниях с сидевшим в подвале быдлом. Тратить свои небольшие деньги на прокорм я откровенно остерегался. Вообще, в этих камерах благородные постояльцы питались в основном за свой счет, так что мой отказ питаться обедами из соседней харчевни изрядно дежурную смену опечалил. Насколько я понимал жизнь, цена блюд в этом ресторане на вынос превышала закупочную минимум раза в три. При таких ценах «вольные» разносолы умнее всего было даже не нюхать и привыкать к баланде с первого дня. По местным законам я, конечно, был в своем праве, но пять трупов – это не на ботинок плюнуть. Мой пессимизм уверял, что срок содержания под стражей может быть и полгода, и более. Хотя бы потому, что заступников у меня нет.

* * *

Закрыв в четырех стенах, массового убийцу в них попросту забыли. Не только не выводили на прогулку, но даже двери открывали только раз за трое суток – вынести парашу при помощи специально назначенного специалиста, что определенно являлось неоценимым плюсом VIP-зоны СИЗО. В остальное время совали деревянный поднос с миской каши и кружкой воды в щель под дверью. Занимающиеся моим делом лица, видимо, решили предоставить клиенту время дозреть, плавая в подвешенном состоянии. В общем, времени поразмышлять в камере действительно представилось достаточно. Основной вопрос был в том, что эти люди от меня хотят.

Выяснилось это довольно скоро, всего лишь на третьи сутки содержания под стражей. Я, признаться, ждал, что будут давить неопределенностью куда дольше. Однако поленились, взяв свое интерьером помещения, куда меня привели.

Пыточная, а это была именно она, действительно впечатляла куда более самого местного следственного изолятора. Интимный полумрак от фонарей на стенах и весьма милого камина, где на углях калился инструментарий, не позволял пропустить ни запахов дерьма, мочи, крови и страха, пропитывающих данное помещение, ни подозрительных пятен на аккуратно разложенных инструментах.

Встречал меня, однако, не волосатый мужик в кожаном фартуке с руками толщиной в мою ногу, а сидящий в удобном плетеном кресле элегантный мужчина лет сорока с аккуратными усиками, в темном шитом серебром дублете и такой же шапочке без полей с пером. Как я ожидал, мне собирались сделать предложение, от которого я не смогу отказаться.

Мужчина ленивым жестом выгнал из пыточной притащивший меня конвой и сразу же взял быка за рога.

– Здравствуйте, фер. Меня зовут Мохан ан Феллем, и я служу этому городу префектом городской стражи.

– И вам доброго дня, фер. Меня, как вы знаете, зовут Враном ден Гармом, и я в этом городе сижу в тюрьме. Непонятно за что.

Конечно, можно было помолчать, собрать информацию и только потом перейти в контратаку для захвата контроля над разговором, однако трое суток в камере подействовали на меня не самым лучшим образом, да и скрывать из того, что он может меня спросить, мне особо нечего. Если же мой собеседник решит колоть меня по-настоящему серьезно, то нужно уже сейчас откусывать язык и помирать от кровотечения. Свистнуть палача с помощниками для него дело нескольких секунд, а этот козырь побьет тот мусор, что у меня на руках при любом раскладе.

Наезд вызвал у господина ан Феллема одну только легкую змеиную усмешку.

– Скажете тоже, неизвестно за что. За пять трупов в воротах вы не очень-то отпирались.

– В Бир-Эйдине самооборона уже является преступлением?

– Не присядете? Удобнее будет разговаривать, – мне доброжелательно указали на стоявший неподалеку пыточный стул. Довольно сложное по конструкции сооружение с опускающейся спинкой и подлокотниками, большим количеством ремней и даже дыркой в сиденье со стоящим под ним ведром. Чтобы, значит, жертва пол и сиденье не пачкала в процессе общения.

Я показательно равнодушно присел на краешек указанной мебели и устало сложил руки на груди:

– Давайте не будем ходить вокруг да около. Последний намек был излишним. – Я даже развел руками и снова сложил их на груди. – Все было понятно сразу же, как я сюда вошел. Хотя и знаю, что пытать меня не за что, но также мне известно, что закон – это одно, а желания больших людей – нередко совсем другое. Так что, может быть, вы не будете терять время на запугивание меня, а сразу скажете, чего вам надо? А я вам честно на это отвечу. Что палач неподалеку со стражей вино пьет, я догадываюсь и без подсказок.