Похоже, это ей было не интересно. Но Морган все равно продолжил:

– Его привезла Бонни. Побросала все на тротуар – шляпы, одежду, инструкцию для пылесоса… и Гарри. Но Гарри-то принадлежит матери. У нее всегда была собака. Эта, наверное, десятая или двадцатая. Кто у нее был, когда мы с тобой познакомились… Элмер? Люсиль? Причем никакого внимания она им не уделяет, даже не смотрит на них никогда. Гуляю с ними я… однако собака есть непременно, так уж ей хочется. Вот так у нас все дома и устроено. Куча ненужных вещей! А Гарри, понимаешь ли, это что-то вроде мести Бонни. О, будь спокойна, она знает, что делает. Даже уход мой использовала, чтобы обременить меня всякой дрянью. Странно, что она заодно и кошку не привезла.

– Мне всегда хотелось иметь собаку, – вдруг сообщила Эмили.

– Да?

– Но я не могла, у мамы была аллергия.

– Да, вот и у Баткинса тоже. Аллергия.

– У Баткинса?

Они услышали, как открылась входная дверь. Эмили выпрямилась.

– Мама, – закричала, влетая в комнату, Гина, – угадай, сколько мне поставили за научный доклад? Привет, Морган, а что здесь делает Гарри?

– Я привел его, чтобы напоить. Итак, мисс Гина, сколько вам поставили за научный доклад? – спросил Морган.

– Пять с плюсом! – И, обняв Моргана одной рукой, Гина уставилась на Гарри, который отчаянно чесался.

Вошел Леон.

– Здравствуйте, Морган, – сказал он.

– Леон.

– Решили полдня пробездельничать?

– Да, ну вообще-то мне нужно поговорить с вами кое о чем.

– О чем же? – спросил Леон.

Морган взглянул на Гину. Руку она опустила, но осталась стоять рядом с ним так близко, что он ощущал солоноватый, летний запах свежего пота и жевательной резинки. Он почесал в затылке и сказал:

– Леон, вы не хотели бы… выгулять со мной пса?

– Как-как?

– Пса выгулять.

Леон посмотрел на улыбавшегося Гарри.

– Если не хотите, не надо, – сказал Морган. – Хотите?

– Хорошо, Морган, – спокойно ответил Леон.

Морган встал, поглубже заправил рубашку в штаны, немного сдвинул панамскую шляпу. Они вместе вышли из квартиры. Леон уже закрывал дверь, когда Гина крикнула:

– Постойте!

– Что такое?

– Вы собаку забыли.

– О, – спохватился Морган. Он вернулся, шаркая, к двери, принял из руки девочки веревку Гарри.

Они спустились по лестнице, вышли наружу. Начинался час пик. Мимо проезжали громыхавшие грузовики, легковушки с одинокими решительно настроенными водителями, такси с утопавшими в пакетах женщинами. Перейти улицу сразу не удалось. А перейдя, они направились на север. Направление выбрал Леон, шагавший, свесив руки, легко, не задавая вопросов, отчего Морган вдруг ощутил боль.

– Ну вот, – начал Морган.

Он подождал, пока Гарри обнюхает заинтересовавший его клочок травы. Леон поправил какую-то вращавшуюся на колышке табличку.

– Мне немного трудно, – продолжил Морган.

– Да говорите уж, Морган.

– Я об Эмили.

Они пошли дальше. Морган вспомнил старух из квартала, в котором он вырос, – те никогда не объявляли о чьей-либо смерти прямо, но старались сначала подготовить понесших утрату, сея крошечные семена этой новости и позволяя им прорастать самостоятельно, с той скоростью, какую могли вынести осиротевшие родственники. Имя Эмили, понадеялся он, может и само по себе оказаться таким семенем. Оба стояли, ожидая, когда переключится светофор, хотя никаких машин поблизости не было.

– Эмили и я… – произнес Морган.

Перешли улицу. Обогнули разбитую бутылку виски.

– Эмили ждет ребенка.

Леон не замедлил шага. Морган, искоса глянув на него, увидел, что в лице Леона ничто не изменилось.

– Так вы все знали, – догадался Морган.

– Нет, – ответил Леон. – О ребенке не знал.

– Но об остальном знали.

– Да.

– И… откуда?

– Осмос, наверное, – сказал Леон. – Что-то в этом роде.

– Поверьте, – попросил Морган, – я никому зла не желал. Не могу объяснить… Понимаете, день за днем… все это не казалось таким уж страшным. Но я сознаю, как оно должно было выглядеть со стороны.

– Какие у вас планы? – вежливо осведомился Леон.

Они остановились, глядя один на другого, Гарри уселся между ними. Если Леон собирался полезть в драку, сейчас было самое время. Но разумеется, он не собирался. Морган так и не понял, почему Эмили решила, что без драки не обойтись. Она ошиблась, потому что обзавелась слепой зоной, что нередко происходит с семейными людьми. А может быть, Эмили говорила о прежнем Леоне, подумал Морган. И отвел взгляд в сторону, думая, что в последний раз видит человека, о котором столько всего наслушался за многие годы. Вздохнул, подергал себя за нос.

– Ну что же, – сказал он, – если хотите, я, наверное, смогу перевезти ее и Гину в какой-то другой город. Не знаю.

– Квартира вам нужна?

– Ваша?

– Нужны вам куклы, вся наша оснастка, работа? Вам хочется, чтобы ушел я?

– О, но как же, нет, я не могу просить вас…

– В сущности, зачем мне все это? Берите, – сказал Леон.

– О.

– Берите, берите.

– Ну, если вы уверены, – ответил Морган.

И тогда Леон сказал:

– О господи, Морган.

Произнесено это было устало, с отвращением, но без какой-либо резкости.

И все-таки Морган поежился.

Когда они снова стронулись с места, то направление избрали другое – к дому. Миновали «Ресторан Юнолы», где так часто пили втроем кофе. Дошли до прачечной, в дверях которой несчетные разы стоял Морган, глядя, как Леон и Эмили выходят с малышкой на прогулку. Возможно, подумал он, это не столько история любви, сколько история дружбы, и его опечалила мысль об устало тащившемся за ним терпеливом Леоне. (Куда подевался тот худощавый юноша с оливковой кожей, раздвинувший занавес, чтобы позвать врача? Увижу ли я когда-нибудь снова взгляд исподлобья, который Эмили бросила на меня при первой нашей встрече?)

Они пересекли улицу, вошли в дом. Взглянув на длинную лестницу, Морган на миг решил, что не сможет ее одолеть. Он вымотался, у него болела грудь. Однако произошло нечто странное. Он поднимался по лестнице, и ему казалось, что дух его тоже поднимается куда-то. Морган пошел быстрее, перешагивая по две ступеньки, оставив Леона позади. Ему хотелось оставить позади все. Начать новую жизнь.

Золушка танцевала с Принцем, уютно устроившись в его коричневых войлочных объятиях, скользя по ореховому столу, стоявшему в кабинете чьего-то отца. Над ее головой свисали с рамы складной деревянной сцены складки синего атласа. Задник скрывал кукловодов не полностью, но зрители были слишком зачарованы происходившим, чтобы обращать на них внимание. Зрители были совсем маленькие – по преимуществу четырехлетние. На голове виновника торжества сидела корона из золотой бумаги, похожая на корону Принца.