– Да ради бога. Все что хочешь.

Эмили молчала. И по ступенькам она спускалась, как настоящая больная, запинаясь. А уже в пикапе спросила:

– Разве мы записаны на прием?

– Приедем – запишемся.

– Морган, на это обычно недели уходят.

– Сегодня не уйдут, – сказал он, трогаясь с места.

Морган поехал на Сент-Пол-стрит, к прежнему акушеру Бонни. Номер дома он уже забыл, но ясно помнил соседнее заведение обойщика и, увидев витрину, заставленную пыльной, обтянутой бархатом мебелью, сразу остановился, перегородив улочку, и помог Эмили выйти из пикапа.

– Откуда ты знаешь доктора? – спросила она, оглядывая запущенные, закопченные дома вокруг.

– Он принимал моих дочерей.

– Морган!

– Что?

– Мы не можем обращаться к нему.

– Почему? – удивился Морган.

– Он же тебя знает! Нет, надо найти кого-то другого. И назваться выдуманным именем или еще что.

Морган взял ее за локоть, подвел к крыльцу, открыл отделанную латунью дверь, вошел в устланный ковром вестибюль.

– Не думай об этом, – сказал он и нажал на кнопку вызова лифта. – Нет у нас времени, чтобы дурака валять.

Дверь лифта отъехала вбок. В углу сидел на табуретке дряхлый чернокожий старик в лиловой с золотом униформе. Морган и не думал, что лифтеры еще существуют.

– Третий, – сказал он. И, вступив в лифт, встал рядом с Эмили. Они поднимались в глубоком напряженном молчании. Эмили теребила верхнюю пуговицу пальто.

В приемной Морган обратился к секретарше:

– Морган Гауэр. Срочно.

Секретарша посмотрела на Эмили.

– Нам необходимо немедленно увидеть доктора Фогарти, – сказал Морган.

– У доктора очень плотное расписание. Хотите записаться на прием?

– Я же сказал: срочно.

– А в чем дело?

– Это я Фогарти скажу.

– Доктор Фогарти очень занят, сэр. Если вы оставите номер, по которому он сможет позвонить, когда закончит с пациентами…

Морган обогнул стол секретарши, вошел в дубовую дверь за ее спиной. Проводя время в различных приемных, он часто воображал, как делает это, но всегда полагал, что сначала ему придется повергнуть секретаршу на пол. Впрочем, эта крошечная, похожая на мышку женщина с мягкими волосами даже не привстала, когда он проходил мимо. Морган стремительно проскочил короткий белый коридор, вошел в комнату со множеством инструментов, вышел, заглянул в другую. Там за похожим формой на почку столом сидел постаревший, поседевший доктор Фогарти и, сложив пальцы крышей, беседовал с очень молодой парой. Пара выглядела робеющей, но довольной. Девушка наклонилась вперед, собираясь задать серьезный вопрос. Как ни спешил Морган, у него нашлось время на краткую судорогу сострадания. Какие же они мелкие люди! Думают, наверное, что сейчас – самый значительный момент во всей истории человечества.

– Прошу прощения, – извинился он, – мне очень неприятно прерывать вас подобным образом.

– Мистер Гауэр, – нисколько не удивившись, произнес доктор.

– А! Вы меня помните.

– Разве вас забудешь?

– У меня неотложное дело, – сказал Морган.

Доктор Фогарти позволил своему креслу качнуться вперед, разделил пальцы.

– Что-нибудь неладное с Бонни?

– Нет-нет, речь об Эмили, о совершенно другой женщине. Об Эмили. – Надо было взять ее с собой. О чем он только думал? Морган стиснул в ладони прядь своих волос. – Ужасно важно. Она изводит себя, думает, что забеременела… Фогарти, если она права, нам нужно узнать об этом сейчас, сию же минуту, а не в два пятнадцать следующего вторника, среды или пятницы.

– Право же, мистер Гауэр… – Доктор вздохнул. – Ну почему каждый этап вашей жизни вы воспринимаете намного острее, чем обычные люди?

И Морган вмиг успокоился. Так, значит, это просто этап! Он повернулся к юной паре:

– Прошу меня простить. Или я уже попросил? Сожалею, если показался вам грубияном.

Молодые люди смотрели на него, лица у них были пустые, еще не оформившиеся.

– Приведите ее в соседнюю комнату, – сказал доктор. – Я приду туда через минуту.

– О, спасибо, Фогарти.

Морган ощутил прилив благодарности к этому человеку – к его кроткому лицу, к пышным седым усам. Наверное, это чудесно – видеть жизнь такой обыкновенной. Возможно, следует сбрить бороду, оставив только усы? Ощупывая пальцами свои бакенбарды, он шаткой походкой покинул кабинет. Вернулся в приемную, где рядом с грушевидной женщиной в рабочем халате сидела в кресле без подлокотников Эмили, настороженная, готовая в любое мгновение вспорхнуть. Секретарша на него даже не посмотрела. (Может быть, такие вторжения случаются здесь ежедневно.) Он поманил Эмили, та встала, подошла к нему. Морган отвел ее в комнату рядом с кабинетом доктора, в ту, наполненную инструментами, помог снять пальто. Повесить его было некуда. Морган свернул пальто в морщинистый овальный узел и положил на эмалированный шкафчик.

– Разве я не говорил? – спросил он у Эмили. – Все будет отлично. Я о тебе позабочусь, голубка.

Эмили стояла, глядя на него.

– Садись, – сказал он. И подтолкнул ее к смотровому столу. Эмили присела на его изножье, разгладила юбку.

А Морган пошел кругами по комнате. Инструменты поражали его варварским видом – щипцы, пинцеты. Женщинам приходится жить в мире, которым правят внутренние органы! В одном углу комнаты возвышались медицинские весы. Последний, кто вставал на них, весил сто восемьдесят два фунта.

– Господи помилуй… – неодобрительно произнес Морган. И сдвинул грузики влево. Было в них что-то солидное, авторитетное. – Ну-с, юная леди, – сказал он Эмили, – будьте любезны запрыгнуть на наши весы…

– Мне нужно было в клинику позвонить. В «Планирование семьи» или еще куда-то, – сказала словно себе самой Эмили. – Я и собиралась, каждый день, но, не знаю, в последнее время я словно приросла к месту, заледенела.

– Хотите наш больничный халатик? – спросил, роясь в шкафу, Морган. – Смотрите, розовенький. Примерьте наш халатик от Скиапарелли, мисс…

Эмили не отвечала. Сидела напряженная, крепко сжимая лежавшие на коленях ладони.

Морган подошел, коснулся ее руки:

– Не тревожься, Эмили. Все уладится. Эмили? Я действую тебе на нервы? Ты хочешь, чтобы я ушел? Ладно, я выйду, подожду тебя там, это хорошая мысль… Ты только не беспокойся.

Она так и не ответила.

Морган покинул ее, прошел в приемную. Выбрал кресло в углу, самое далекое от грушевидной дамы, и все равно ему казалось, что она давит на него. От дамы исходило вздувавшееся, неотвязное тепло, хоть она и притворялась, будто ничего такого нет, и казалась поглощенной чтением журнала «Малыш». Морган понурился, прикрыл пальцами глаза. Все было обманом. А сейчас он знал правду, и неважно сколько времени отнимет у Фогарти ее научное подтверждение. Это оно. То самое.