Джон с легкостью перепрыгнул яму, в которой догорел костер, таким образом получив передышку в несколько секунд, в которой так нуждался, чтобы сорвать с себя рубашку и обмотать ею руку, защищая ее от оружия Бена. Мужчина может сражаться в любых условиях, но только правой рукой, в которой держит меч или шпагу.

Анна пыталась вырваться из объятий Бет.

– Прекрати, Анна, – сказала Бет. – Неужто не знаешь, что иногда нам приходится давать свободу подраться, нашим мужчинам?

– Нет, – отвечала Анна, задыхаясь. – Не знаю. И не хочу знать.

В горле у нее стоял ком, едва позволявший ей глотать и даже дышать. Бен был огромным и тяжелым, гораздо тяжелее Джона, хотя ростом Джон был не меньше. Но у Бена была тяжелая шпага, а у Джона легкая французская рапира.

– Пошли!

Поляна огласилась громкими криками мужчин, как только Бен и Джон скрестили оружие.

Сначала казалось, что Джон проигрывает. Он отражал удары снова и снова, отступая от более крупного противника, разившего направо и налево. Прошло несколько минут, прежде чем Анна поняла, что Джон рассчитывает каждый свой выпад.

– Сражайся, Джонни, как подобает мужчине, – пыхтел Бен, – не вертись, как маленькая кокетка.

Некоторые из людей Бена развеселились, услышав эти слова. Джон между тем продолжал с улыбкой лавировать и отступать, дразня и изматывая Бена, понимая, что сможет его подловить в удобный момент.

Разъяренный его тактикой, Бен снова и снова бросался на противника. Потом, поскользнувшись в луже крови подстреленного им товарища, тяжело рухнул на землю и лежал распростертый на спине, с трудом восстанавливая дыхание. Джон не попытался его убить. Вместо этого он схватил Анну и закружил ее в танце, затем снова бросил в объятия Бет и успел расцеловать их обеих.

– Ты что, с ума сошел, Джонни? – спросила Анна, к восторгу всех, кто ее слышал, кроме Бена, с трудом поднявшегося наконец на ноги, почти ослепшего от ярости и заливавшего глаза пота.

Он смахнул его рукавом с глаз.

– Стой спокойно, ты, кривляющийся пес! – прорычал он злобно.

Джон слегка кивнул ему, как актер, изображающий джентльмена в Королевском театре, и отпрыгнул, продолжая кружить вне пределов досягаемости Бена. Джон не мог позволить этому верзиле загнать себя в угол, потому что для человека со шпагой главное оружие – скорость и ловкость. В течение нескольких бесценных минут он продолжал отражать удары и приплясывать подальше от оружия противника.

– Ура, Джонни! Ура! – звенело в ушах Джона каждый раз, когда сталь ударялась о сталь. По крайней мере ему удалось вновь завоевать одобрение, а значит, и верность своих людей.

Люди Бена подбадривали своего предводителя.

– Заставь его есть землю, Бен! – завопил один из них. – Покажи ему, что такое настоящий мужчина.

Джон, стоя на вершине каменного выступа, рассмеялся и продолжал дразнить противника:

– Да какой он мужчина, ребята! Даже сам дьявол не мог бы изменить жизнь, полную порока, в последнюю ее минуту!

Но Бен, хоть и задыхался и не мог набрать в легкие достаточно воздуха, не сдавался. Он наклонился и, набрав полную горсть сухих крошащихся листьев с земли, с усмешкой швырнул в лицо Джону.

– Еще сегодня я оседлаю твою бабенку, Джонни! Подумай об этом!

Ослепленный грязью и листьями, Джон услышал предостерегающий крик Анны в то самое мгновение, когда почувствовал острый укус лезвия Бена, вошедшего в его бок, и толчок металла, ударившего его в ребра.

Черт бы его побрал! Джон свирепо заморгал, подавляя крик боли, и зрение вернулось к нему как раз вовремя, чтобы отразить удар шпаги, нацеленной ему в живот. Похоже, Бен готовил Джону Гилберту медленную смерть.

Джон зажал рану на боку пальцами. Мгновение промедления или сильная кровопотеря означала бы победу Бена. Бен мог победить его разными способами.

Решив покончить с этим, пока у него еще оставались силы, Джон круто повернулся и поразил Бена молниеносным ударом в плечо правой руки, в которой тот держал оружие. Бен рванулся вправо, но Джон подобрался к нему с левой стороны, и его рапира вошла в огромное тело Бена с такой силой, на какую только был способен Джон. Бен захрипел. Его лицо находилось у самого лица Джона, и тот мог почувствовать на губах его кислое дыхание и слюну.

На мгновение лес, казалось, закружился. Но ветви не качались под ветром, птицы перестали летать, и ни мужчины, ни женщины на лесной прогалине не шевелились.

Черный Бен стоял, не двигаясь и не производя ни звука, глаза его казались на удивление живыми и настороженными, а тело качнулось к Джону, когда Джон вытянул рапиру из его внутренностей неохотно, будто хотел, чтобы эта маленькая круглая кровоточащая ранка так и оставалась невидимой для глаз.

Тонкая струйка крови выступила на губах Бена, искривившихся в насмешливой ухмылке.

– Тебе, бастард, не удастся удержать ее. Уэверби жив и сотрудничает с голландцами, – прошептал он и стал оседать. Смерть настигла его, когда он еще не коснулся земли.

На мгновение Джон оцепенел, как и люди на поляне. Надежда покидала его скорее, чем кровь вытекала из раны.

Опасаясь, что это затишье не продлится долго, Анна закричала «ура» – и тотчас же несколько прежних соратников Джона подхватили этот победный крик. Даже Джозеф с криком вскочил на ноги, когда люди Бена бросили его, чтобы осмотреть тело своего поверженного предводителя, и оттащили его с дороги под дерево. Но к этому ликованию присоединились не все, и Анна опасалась, что Джон и верные ему люди окажутся в меньшинстве в сравнении со сторонниками Бена, и те захотят продолжить сражение.

– Бет, где сундук с оружием? – спросила Анна.

Бет указала на открытый ящик под навесом примерно в двадцати футах от них. Она побежала туда.

– Следуй за мной, Бет, – позвала она, но не стала ее дожидаться.

Анна знала, что располагает не более чем минутой, а этого времени было недостаточно, чтобы перезарядить пистолеты. Поэтому она выхватила шпагу. Она слышала, что верная Бет нагоняет ее.

– Добрая Бет, возьми оружие и дай его Джозефу. Джон нуждается в помощи.

Анна ворвалась в круг людей Бена, сгрудившихся возле Джона. Она, не раздумывая, принялась размахивать шпагой, вспоминая, как следует держать ее за рукоять и какую позицию занять, все то, чему ее учил Джон, в то же время беспомощно улыбаясь ему. Кто-то позвал ее по имени, но она так и не поняла кто. Потом теплый свежий аромат зеленого Уиттлвудского леса ворвался в ее ноздри, и она уже ни о чем больше не могла думать, кроме Джона, с которым был связан этот запах, и больше ничего не видела и не слышала.

Джон застонал, зажав рукой рану.

– Ради всего святого, Анна! Не вмешивайся!