– Ты сама мне говорила, что берсерки разрушили Мидгард до основания, – Аид стряхнул ее ладонь с плеча. – А единственного, кто может нам что-то поведать о планах моего брата и вот об этих проклятых камнях, своевольно уничтожила Мария… Глупая девчонка!

Аид изо всех сил сжал корону Петра в руках, и она согнулась, превратившись в месиво из металла и тряпья. Камни, не выдержав, повыскакивали из гнезд и запрыгали по мостовой. Бог со всей силы отшвырнул корону, поднялся с колен и в неистовстве затряс Уллу за плечи, вопрошая:

– Где он взял слезы Коры? Где?!

Большой волк угрожающе зарычал, но Улла как ни в чем не бывало отпихнула от себя мужчину, заставив разжать хватку на своих плечах. Она вцепилась в рубаху на его груди и встряхнула. Девушка была на удивление сильной – Аид еле удержался на ногах.

– Пожалуйста, Велес, – успокаивающий голос волчицы не вязался с грубым поведением. – Не заставляй меня отвешивать пощечины богу. Возьми себя в руки. Ничего еще не закончено. Ваш Петрус мертв, но мы найдем Перуна и выведаем у него все, что необходимо.

Аид вырвался из захвата Уллы и заходил туда-сюда, запустив пальцы в волосы. Павел сидел не шевелясь. Такими же изваяниями застыли девушки и юноши, бывшие с богом в Храме, и бледные создания на крепостных стенах, и Улла с волком.

– Вызвать ли мне Ягишну с Владаном? – спустя некоторое время ровно спросила Улла.

Но не успел Аид ответить, как солнце померкло. Павел почти безразлично поднял глаза к небу. Что еще могло стрястись? Он так устал. Неужто это конец и мир сейчас будет разрушен?

Но это была всего лишь тень над площадью. Огромная крылатая тень. Павел раскрыл рот в немом крике, потому что над городом кружила птица невиданных размеров. Магия, ведьмы, волшебные браслеты, гигантские волки, а теперь еще и… Она была больше любой птицы, виденной Павлом. Больше человека. Птица кружила, планируя все ниже, уменьшая круги, вот и перья ее заблестели золотом, но Павел смотрел только на острый клюв и хищно изогнутые когти, в которых она сжимала человека. Птица несла его легко, словно он ничего не весил. И с удивлением Павел осознал, что мужчина в сознании и почему-то не кричит от ужаса.

Приблизившись к земле, птица осторожно разжала когти, и мужчина ловко спрыгнул, словно делал так не единожды. Через плечо у него была перекинута сума, похожая на ту, в какой Павел носил питье и обед на пашню. Сама птица осторожно села и, сделав два шага, начала преображаться. Не так незаметно и изящно, как волчица, нет. Это было отвратительно. Тело ее ломалось, с хрустом выпирали кости то с одной, то с другой стороны. Большой волк в страхе завыл, но Улла не вздрогнула. Лишь запустила ладонь в шерсть волка, прижавшегося к ее бедру. Наконец, через долгое мгновение, тело птицы сотряслось в последний раз, и Павел обнаружил, что под ее личиной скрывалась девушка. Ослепительной красоты, с золотыми волосами и нежной розоватой кожей, словно светящейся изнутри. Мужчина проворно вынул из сумы и набросил на плечи девушки покрывало, которое она повязала на манер тоги. Павел никак не мог рассмотреть мужчину, потому что тот блек по сравнению с красавицей и взгляд на нем просто не задерживался.

– Жа́ра, – устало промолвил Аид, словно каждый день с неба спускаются женщины-птицы. – Я думал, ты хотела остаться в стороне от битвы.

– Я не вижу здесь битвы, – пропела девушка высоким голосом, и Павел раскрыл рот от удивления. Как хорошо! Пусть бы она говорила вечно.

– Ты принесла мне сведения о твоем отц… о моем брате? – бог вдруг приосанился. От его слабости не осталось и следа.

– Нет, – твердо ответила Жара. – Сейчас я здесь по другому поводу…

– Что за повод может быть столь срочным? – удивился Аид. – Мне сейчас совершенно не до…

– Поверь, тебе нужно это знать, но… Маттеус расскажет лучше, – Жара отступила, и мужчина вышел вперед. – Не обижай его, что бы ни услышал.

И мужчина, оказавшийся светловолосым и крупным, с льдистыми глазами, которые напомнили Павлу кого-то, кого-то важного, но он не мог вспомнить кого, – мужчина заговорил. И чем больше он говорил, тем мрачнее становился Аид и тем больше путался Павел. Что-то о перерождающейся девушке, слезы которой превращались в прозрачные кристаллы перед смертью; о Верховном, который обманом заманил Маттеуса на службу и обрек на годы и годы слежки и смертей.

– Ты… – задохнулся Аид, делая шаг к светловолосому мужчине, что носил имя Маттеус. Вокруг ладони бога закручивался сгусток тьмы, а в глазах была смерть. – Убивал ее снова, снова, снова! Заставлял страдать!!

Жара заслонила Маттеуса.

– Ты не слушаешь! – закричала она, и все замерли. – Маттеус не знал, кто я и что служу тебе. А я не знала о его судьбе. Он лишь сейчас открылся мне, и мы сразу оказались здесь, чтобы рассказать!

– Не смей использовать на мне свое пение, – зашипел Аид девушке-птице. – Я дал тебе свободу, жизнь, возможность растить птенцов, а ты пригрела убийцу!

– Я был юн и глуп, – Маттеус отодвинул Жару и вышел вперед. – Верховный обманул меня. Он заставил верить, что она… Персефона… будет причиной падения миров. И… он был Верховным Богом, что я мог поделать?!

Аид затряс головой, его душила ярость.

– И ты говоришь, что она перерождалась, – он вдруг часто задышал. – Сколько бы раз ты ее ни убил?

– Да, – кивнул Маттеус. – Стоило ей умереть, как она появлялась в утробе следующей женщины в одном из миров.

– Именно поэтому я не мог найти ее в Царстве мертвых, – побелевшими губами прошептал Аид, замирая. – Потому что все это время она была жива. Но как?..

Он стоял будто громом пораженный. Нечасто увидишь потрясенного бога, утратившего дар речи.

– Не могу сказать как, – тихо ответил Маттеус. – И еще… Верховный всегда знал, в каком мире она появится.

– Откуда? – требовательно спросил Аид.

– Я не знаю, – тихо ответил Маттеус, отведя глаза. – Этого он мне не открыл.

– Похоже на него, – кивнул Аид, а потом сощурился, и злость вновь вернулась на его лицо. – Знаешь, двадцать четыре года назад мой брат оставил мне странное послание на стене. Сначала я принял его за злую шутку… Но теперь… Вы мучили ее раз за разом? – вдруг зашипел он, вновь призывая щупальца тьмы. – Отвечай!

Властный окрик прокатился по площади. Жара было раскрыла рот, но Маттеус поднял ладонь, безмолвно прося ее не вмешиваться. Павел вжал голову в плечи, подивившись храбрости мужчины.

– Нет, мы не пытали ее, – твердо ответил