Он уже открывал книгу, когда, желая прояснить то, что творилось у меня в голове, я сказал:

– Одну минутку, сэр, прежде чем мы начнем.

Я рассказал ему, что мой кузен попросил меня принять участие в спортивной встрече в Бервике за два дня до сочинения и что, хотя я и дал предварительное согласие, если мой учитель считает, что это каким-либо образом может ухудшить мои шансы, я немедленно откажусь.

Он подумал, глядя на меня добрыми глазами. На его лице в тот момент было написано благородство, которое затмевало все его недостатки – инвалидность, банальную сентиментальность и чопорные повадки, – и в тот момент я почувствовал, насколько он мне дорог.

– Почему нет, Лоуренс, я считаю, это как раз тебе и нужно, я всегда советую делать перерыв перед экзаменом. А день на открытом воздухе – просто идеально.

Я испытал большое облегчение, услышав такие слова. С возродившимся пылом я под надзором Пина приступил к новому и еще более рьяному исследованию личности кузины королевы Елизаветы.

В тот же вечер, когда я закончил занятия с Пином и вышел из дома на улицу, Нору я не нашел. Она довольно часто, когда погода была хорошей, пересекала парк, чтобы встретиться со мной, и я ждал ее под фонарем у парадного номер двести двенадцать. Взявшись за руки, мы отправлялись обратно в Кресент, где мисс Донохью, считавшая, что у нее кулинарный талант, и любившая отведать чего-нибудь вкусненького, готовила на тосте гренки с сыром по-уэльски, под которые мы пили какао. Пин требовал от меня такого усердия, что для прогулок за город не оставалось времени, а сама Нора и не предлагала их. Хотя у меня было весьма смутное представление о том, что произошло тогда между нами на верхней палубе плавучего дома, отношение Норы ко мне неуловимо, однако существенно изменилось. Я чувствовал, что она испытывает ко мне еще более теплые чувства, пусть уже без прежней непринужденности и озорства, – она принялась меня поддерживать, говорить, как она надеется, что я добьюсь стипендии Эллисона. Как будто она вдруг стала старше, сдержаннее, и, хотя мы нежно целовались, что-то, чему я не мог дать название, пропало, сменившись какой-то озабоченностью. В последнее время мне действительно стало казаться, будто что-то беспокоит Нору. Хотя она отрицала это и отмахивалась от моих расспросов, часто ее взгляд становился потусторонним, и порой она казалась абсолютно подавленной. Поскольку прошло более недели – необычно длинный промежуток времени – с тех пор, как мы виделись последний раз, я решил зайти к ней на Кресент-парк по пути домой.

Здесь, однако, меня ждала неудача. На звонок никто не вышел, и я решил обойти дом и посмотреть со двора на знакомые окна – ни в одном из них не было света. Я проторчал возле дома с четверть часа, надеясь, что Нора или мисс Донохью вернутся. Затем я отправился по Кресент в сторону Крейг-Хилла. Это был отнюдь не самый короткий путь до Аргайл-стрит, но Крейг-Хилл имел для меня особую привлекательность благодаря иезуитской церкви, которая, контрастируя со многими обычными городскими часовнями Пьюджина[116], была в своем сумрачном романском стиле чрезвычайно привлекательной, по крайней мере на мой взгляд. Отчасти она была обязана этим нехватке средств, так как исходный замысел – облицевать мрамором интерьер – не был воплощен, и строгие арки и колонны так и остались в кирпичной кладке, бросая поперек нефа средневековые тени. Более того, поздно вечером церковь была обычно пустой, темной и очень тихой, что мне больше всего и нравилось, и признаюсь, что у меня вошло в привычку, покинув Кресент-парк, заглядывать в это святилище – так или иначе, это была ближайшая из церквей, – но не по причине чисто религиозного пыла, какового я никогда не испытывал, а по зову доверчивого сердца, дабы попросить помощи у Небес для успеха в получении стипендии Эллисона, – без этого, как я чувствовал, у меня ничего не получится.

В этот вечер, войдя, я направился к своему любимому боковому алтарю, где была копия Мадонны кисти Симоне Мартини[117], на которую я любил смотреть, что обычно приводило меня в надлежащее молитвенное состояние и побуждало расстаться с пенсом на свечу, если у меня что-то было в кармане. Однако сегодня я едва мог различить Мадонну, так как все, кроме одной, зажженные свечи погасли. Единственную горевшую свечу, видимо, зажгла женщина, сидящая напротив. Самые набожные женщины, зажигавшие свечи, обычно становились на колени с четками в руках. Но эта молодая женщина просто сидела, глядя прямо перед собой, как будто загипнотизированная крошечным мерцающим пламенем, которое она сама создала. Скорее удивление, а не любопытство заставило меня всмотреться в разделявший нас сумрак, а затем, сразу, с радостью и недоумением, я увидел, что это Нора.

Я не верил своим глазам. Нора не была истово верующей. Я уже знал, что она пренебрегает такими вещами, как воздержание от мясных блюд по пятницам, и не соблюдает правила Пасхи. Она была способна шутить насчет святой воды и ладана, что меня беспокоило. Но как я был счастлив оттого, что она, зная о моей привычке ставить по вечерам молитвенную свечу, сегодня предвосхитила мое намерение и сама сделала приношение, попросив за меня. Мое сердце преисполнилось любовью и благодарностью. Еще невидимый, я созерцал Нору с тем упоением, какое обычно адресовал Царствию Небесному. Однако и сама она на фоне алтаря, со своим бледным, чистым профилем, тихая и серьезная, была похожа на маленькую мадонну. Я не мог больше ждать. На цыпочках прошел вперед, наклонился к ней и прошептал:

– Спасибо, Нора. Спасибо за свечу… и за все.

– Лоуренс… – резко повернувшись, сказала она.

– Это самое прекрасное – то, что ты сделала. Я всегда буду помнить это.

Она посмотрела на меня:

– Будешь помнить?

– Да, Нора. Даже если я не получу стипендию Эллисона. Почему ты решила это сделать?

Она отвела взгляд:

– Вроде просто так. В таком была настроении. Странно, не так ли?

– Нет, Нора. Я верю, что это поможет.

– Надеюсь, ты прав, – сказала она.

Наступила тишина.

– Ты хочешь остаться еще? – спросил я.

Она покачала головой. Я улыбнулся ей:

– Тогда пойдем вместе.

Снаружи, когда мы спустились по ступеням церкви, я взял ее за руку:

– Какая счастливая встреча, Нора! Я звонил в вашу квартиру, но никто не ответил. А я так давно не видел тебя. Могу я тебя проводить?

Она остановилась у последней ступеньки.

– Мне еще не домой. У меня одно поручение… для мисс Донохью.

– Это далеко, Нора?