— Я не умею танцевать, вы же знаете!

— А я хочу тебя научить. Это просто.

Карлик уже отыграл несколько тактов. Какие еще таланты скрыты в его маленьком теле?

— Вера, забудь о том, что ты умеешь или не умеешь. Позволь мне просто вести тебя. Даже не надо считать. Если куклу легко научить танцевать — неужели у меня не получится научить живую женщину, неужели?

Неужели я вот так и упаду в его руки безвольной марионеткой? Пусть он не так болезненно дергает мои нити, как делает это пан Ондржей, но волю мою подминает куда сильнее противного чеха. В этом танце не глядят друг на друга, но его глаза как два магнита, а руки, точно паучьи сети — запутавшись в его пальцах, нет шанса выйти на свободу. Блики свечного пламени ослепляют и так и тянет опустить веки, но желание утонуть в темной пучине опасных глаз сильнее человеческой боли. Музыку заглушает тихий счет, ровный, как мое сердцебиение, которое обязано было подскочить до ста — почему же мне так спокойно подле барона, почему? Танец обычно кружит в вихре страсти, но никак не окутывает в ледяной саван мертвенного спокойствия.

— Вера, ты замерзла? — барон замер, не докружив меня до рояля. — Я думал, что мы протопили здесь достаточно хорошо. Прости.

Он держал меня у самой груди. Его сердце билось куда быстрее моего.

— Я не знаю, что со мной, — не врала я. — У меня не кружится голова, но она будто раскалывается… — говорила я уже полуправду.

— Здесь дымно, — послышался голос карлика. — Пани Вере лучше вернуться в гостиную.

— Ты прав, — барон держал меня под руку крепко-крепко. — Да и пора уже прекратить эту дурацкую игру. Пан Драксний оберет несчастного до последней нитки, если мы силой не оттащим этого дурака от шахматной доски. Не удивлюсь, если он уже поставил на кон свою лисью шапку.

Барон усмехнулся слишком зло для звучавшей в словах заботе. Он ненавидит пана Ондржея. Ненавидит, но что-то заставляет его держать несостоявшегося убийцу под боком. Возможно, как раз страх за свою жизнь.

В гостиной мое сердце подпрыгнуло к самому горлу, и я смогла ответить на вопрос барона относительно чая лишь утвердительным кивком. А лучше бы он предложил мне стопку бехеровки. Или даже две. Без полбанки я не могла решиться на серьезный разговор. Как впрочем, получается, и на близость с ним. И вообще на трезвую голову не могла решить, что делать дальше.

В танце с меня слетела вся решимость уехать — если мой отъезд снова вгонит барона в депрессию, я не прощу себя никогда. Но как быть, ведь брак с ним исключен, потому что это нужно совсем не Милану, а проклятому лису, чтобы якобы честным путем прибрать все к своим грязным рукам. Но если барон Сметана захочет оставить меня на правах гостьи, любовницы или как там он величал своих девочек, то я могу погостить у него до весны. Раньше марта на берегах Невы моя творческая жизнь все равно не начнется. Да и Ленка пускай отдохнет от домашних скандалов. А потом мы сможем какое-то время пожить вместе, чтобы поддержать друг в друге наше хрупкое женское душевное равновесие. Только после отъезда о дальнейшей судьбе барона Сметаны и его особняка я знать не желаю! И точка…

Мне показалось, я даже ногой топнула, потому с опаской покосилась на шахматистов, на всякий случай делая вид, будто поправляю сапог. Но им, к счастью, было не до меня. На доске почти не осталось фигур, а на голове пана Лиса волоса, который бы не шевелился от усиленной мозговой деятельности. Надо же было так себя разлохматить! Я даже свои волосы пригладила на случай, если какая-то из моих собственных извилин пружинкой выскочила на макушке.

Попроси ключи и точка! Так кричал мой разум, а сердце плакало… И в его плаче слышалось имя "Милан". Зачем мне все это надо? Не знаю, зачем… Барон сумел как-то нащупать рычажок в моей голове, только повернул не туда, куда хотел или туда, куда хотела я… У меня никогда не было и не будет подобного романа: ходить по лезвию бритвы опасно и не всегда приятно, но если поймать волну барона, то все будет хорошо — пусть играет на рояле, пусть поет серенады, пусть шьет платья куклам и немного играет в шахматы со стариком. Тогда и причин для депрессий не останется. А если его толкает на самоубийство скука, то ее со мной не будет. И когда через пару месяцев мы расстанемся — непременно друзьями, он и без меня, возможно, организуют этот чертов музей. Уже не на мой, а на свой страх и риск. Раз уж я позволила втянуть себя в эту авантюру, нельзя бежать, ломая сучья и обрывая чужие нервы.

— Вера!

Я подняла голову, но тут же опустила, потому что барон присел у моих ног и, точно на подносе, протянул на ладони чашку — дыма нет, чай абсолютно правильной для пития температуры. Как ему удается этого добиться?

Я поблагодарила и сделала второй глоток. Милан привык платить женщинам. Но меня он не покупает, меня он одаривает. Вниманием, чаем и будущим театром. Он просто хочет… Ему показалось… И он уверился в том, что наше влечение взаимно. На пути стоят лишь Ян и мужская честь. Возможно, сегодняшняя ласка и радость Милана напускные. Он обязан мучиться после нынешней ночи, как и я. И даже больше, ведь велика вероятность, что на него тоже повлиял алкоголь.

Так… Кто тут должен сделать первый шаг и снять с души камень? Тот, кто знает правду. Ян не стоит между нами. Стоит только мой страх навредить Милану, сыграв по нотам пана Ондржея. Выйти сухой из воды не получится, так надо постараться хотя бы не изваляться в чужой грязи!

Я взглянула барону в глаза — другая бы назвала его взгляд щенячьим, но я читала в нем мольбу благородного человека. Сделай уже выбор! Сделай!

— Мат!

Я обернулась так резко, что чуть не перевернула чашку — хорошо, Милан успел ее подхватить и забрать из моих рук.

Лицо пана Ондржея шло пятнами, то становясь краснее помидора, то белее снега. Пан Драксний, кажется, так и не сменил позы. Сидел нахохлившись, скрючив спину, выставив вперед костлявую руку, точно решил заколдовать фигуры. Нет… Он просто расставлял их для новой партии. Уже не с бедным паном, который судорожно рылся в карманах, хотя мы прекрасно знали, что они пусты.

Барон поставил чашку на каминную плиту. Сейчас пан Драксний пригласит его к шахматному столу, и я потеряю возможность поговорить без посторонних ушей. Пусть будет еще одна партия, а мы с бароном вернемся в столовую — я даже не посмотрела, убрал карлик со стола или так спешил порадовать нас вальсом, что оставил мою тарелку на месте. Мне вдруг безумно захотелось есть.

Пан Драксний закончил расставлять фигуры и нервно барабанил по краю стола. Поддавшись порыву, я вскочила из кресла, чуть не опрокинув барона, сорвала с пальца кольцо и, подскочив к столу, опустила на пустую клетку. От неожиданности пальцы старика перестали трястись, зато пан Ондржей схватился за горло, и я испугалась, что его сейчас хватит удар.

— Пан Драксний, это кольцо стоит ста ваших партий, — выпалила я и услышала за спиной хриплый смех Милана и его быстрые шаги. — Пожалуйста, сыграйте хотя бы три из них.