— Разве я мог бы не любить нашего ребенка? Но может, следует это проверить, чтобы убедиться? Бриджет нужен братик, чтобы она могла играть с ним, не так ли?

— Но ты же намеревался раз и навсегда покончить с родом Шеффилдов!..

— Любовь моя, мой дед слишком долго управлял моей жизнью. Даже из могилы он умудрился достать меня своими когтями. Больше я не позволю ему сохранять прежнюю власть надо мной. — Джеймс встал, взяв ладони Иззи в свои, помог ей подняться на ноги. — Когда я тебя снова увидел, когда взял на руки свою дочь, все изменилось.

Изабелла так резко высвободилась из его объятий, что он снова шлепнулся на пол.

— Что, во имя Господа, случилось на этот раз? — обиженно спросил он, поднимаясь на ноги и пота рая ушибленный зад.

И какой великолепный зад, надо сказать!.. Нет, нет и нет! Ей нужно сосредоточиться.

— Должна ли я поверить, что тебе свыше было ниспослано некое чудесное откровение? Что ты больше не помышляешь о мести и уничтожении графства?

— Э-э-э, хмм, ну… да?

Изабелла сердито смотрела на него.

— Ты знаешь, почему я уехал?

Она вздохнула. Ей казалось, что с этим уже покончено.

— Ты разозлился на меня за то, что я обманом заставила тебя жениться. А также за то, что вынудила тебя подчиниться замыслам твоего деда.

— Я уехал совсем не из-за этого. Ну, это тоже сыграло свою роль, но главная причина была совершенно в другом.

— В чем тогда?

— Я испугался. Частично за себя, но главным образом я боялся за тебя.

Вот это определенно было совсем не то, что Изабелла ожидала услышать. У нее подкосились колени, и она кое-как добралась до ближайшей кушетки.

— Ты боялся за меня?

Джеймс кивнул и, охваченный волнением, стал мерить шагами комнату.

— Когда я объяснил тебе, отчего женщины беременеют, у меня было видение. Не знаю, что это было на самом деле, но теперь это уже не имеет значения. А в тот момент я искренне верил, что это предзнаменование, а во мне достаточно ирландской крови, чтобы быть суеверным.

— Что ты видел?

Джеймс повернулся и посмотрел на нее. Во взгляде его было столько боли и муки, что Иззи с трудом могла это вынести. Она похлопала ладонью рядом с собой, приглашая его сесть, и подвинулась, освобождая ему место, черпая утешение в его близости и надеясь, что он чувствует то же самое.

Медленно, запинаясь, он начал объяснять свои страхи, а затем слова хлынули, как из рога изобилия.

— Я думал, что потеряю тебя, — произнес Джеймс, — и очень испугался. Боялся любить и боялся потерять. Я говорил себе, что это всего лишь похоть, а с твоей стороны всего лишь увлечение. Я думал, что если буду держаться вдали от тебя, мне удастся избежать любви, и тогда мне не придется снова страдать. Все тесно переплелось: и гнев, и страх, и связанное с ними уныние, и я не хотел разбираться в этом. Так мне было удобнее и легче.

Когда мой отец умер и я плыл на корабле в Англию, даже в самые мрачные моменты в душе моей теплилась искра надежды. А после минутного пребывания в обществе деда надежда превратилась в ненависть. Я был так зол на всех — не только на моего деда, но также на мою мать, за то что умерла, а больше всего на моего отца, за то что не любил меня достаточно сильно, чтобы обрести мужество жить. Но затем, когда мне явилось это видение, я наконец понял отца. Понял, что он чувствовал, когда решил, что жизнь без моей матери не имеет смысла. Потому что именно такие чувства я испытал по отношению к тебе. Это привело меня в ужас. Я был уверен, что ты умрешь, если забеременеешь от меня. Но я знал, что не смогу, держаться в стороне от тебя, если останусь… Поэтому я уехал. Я мог вынести разлуку с тобой, мог вынести твою ненависть, но твоя смерть меня бы убила.

— О, Джеймс! — Иззи вытерла слезы, струившиеся по ее щекам. — Точно то же чувствовала я, когда пробиралась в твою спальню. Я думала, что если ты пойдешь в армию, то погибнешь. Думала, что если ты женишься на мне, это тебя спасет. Я знала, что ты возненавидишь меня, но я смогу вынести это, раз ты останешься жив. Я так испугалась, когда мистер Марбли сказал мне, что ты служишь на флоте. — Она накрыла его ладонь своей в отчаянной жажде прикоснуться к нему, ощутить теплоту его кожи под своими пальцами.

— Прости меня, Иззи, — сказал он, повернув руку так, что их ладони встретились, а пальцы сплелись.

Ей неожиданно показалось необычайно чувственным это легкое движение пальцев. Иззи задумалась, почувствовал ли Джеймс то же самое? Она запрокинула голову, чтобы взглянуть на него, и отметила легкие перебои в дыхании, еле заметное раздувание ноздрей и настороженный взгляд из-под густых ресниц — обжигающий взгляд зеленых глаз, наблюдавших за ней с тревожной напряженностью.

Не отрывая от нее взгляда, Джеймс поднял их сплетенные руки к своим губам и осторожно куснул за палец, коснувшись языком нежной кожи. Прикосновение его влажных губ словно включило некий механизм внутри ее. Не думая, не в силах владеть собой, Иззи вцепилась свободной рукой ему в волосы и, притянув его голову к себе, впилась ему в губы жарким поцелуем.

Это был поцелуй, выстраданный в тоске и отчаянии одиноких ночей, выплавленный в горниле гнева. Поцелуй, рожденный насущной необходимостью утешить и утешиться. Но главным образом это был поцелуй любовников, чьи тела слишком долго были разлучены. Пламя страсти вспыхнуло неудержимо, зажигая кровь, отдавая их во власть непреоборимого желания.

Крошечная разумная частичка сознания Изабеллы, которая еще была способна работать, попыталась вмешаться. Еще слишком рано. Еще слишком много неясностей оставалось между ними. Секс — не выход. Он не поможет разрешить их проблемы. Он может только еще больше взбаламутить и без того уже мутную воду. Но ее телу это было безразлично. После горьких слез и страданий прошедших месяцев она, безусловно, заслуживала хотя бы краткого мига наслаждения.

Решившись, Изабелла неспешно провела пальцами по волосам Джеймса, а второй рукой развязала ему галстук. Прежде ей не доводилось его раздевать, поэтому она немного замешкалась. Ей пришлось повозиться с галстуком, пробежавшись кончиками пальцев вдоль твердой линии его подбородка, осыпая легкими мимолетными поцелуями его лоб, щеки, нос, а затем надолго припав к его губам.

Джеймс сидел, замерев как изваяние, так неподвижно, что ей почти не было видно, как поднимается и опадает его грудь. Как будто он боялся шевельнуться, опасаясь, что все это сон. Но она чувствовала, как лихорадочно бьется пульс у основания его шеи. Швырнув галстук на пол, Иззи наклонилась вперед и прижалась губами к этой бешено пульсирующей жилке, вдыхая терпкий мужской запах. Приложив ладонь к его груди, она с волнением ощутила, как колотится его сердце.

— Иззи, — простонал Джеймс, берясь за тесемки ее пеньюара. Затем неожиданно остановился и, отдернув руки, прижал их к бокам. — Ты должна мне сказать, действительно ли ты этого хочешь, — устало произнес он. — Если я прикоснусь к тебе, то не знаю, смогу ли остановиться.