С тех пор он использовал родственников как курьеров. Сам лично покупал для любимой вкусности, презенты, а передавал через них, ведь от него она ничего не соглашалась брать.

Офис стал единственным местом, где Артур мог видеть Эву. Приходя на работу, он первым делом искал ее взглядом и млел от удовольствия, любуясь ее лицом. Но находиться с ней в непосредственной близости было одновременно и счастьем, и пыткой. Ведь целовать нельзя, даже прикасаться нельзя, на обед звать – тоже, оставалось только смотреть и давиться слюной.

Впрочем, иногда он тоже ловил на себе взгляды Эвы. В такие моменты он обычно подходил к ней, начинал разговор, что-то предлагал, куда-то приглашал. Но толку с этого было чуть.

Теперь он уже горько смеялся над собой за то, что думал, что помирится с ней в два счета. Еще хвалился перед братом, какая у него тихая, неконфликтная невеста.

Тихая, ага. Определенно неконфликтная. Тихо и неконфликтно собрала вещички и слиняла от него, как от чумного. И никак ее теперь не вернешь.

Лучше бы она устроила ему триста скандалов!

Лучше бы она разгромила его квартиру, швырнула в него вазу или что еще под руку попадется.

Лучше…

Да что угодно лучше такого резкого и окончательного разрыва отношений.

Теперь он для нее лишь отец ее ребенка, никто больше.

Раньше Артур даже примерно не представлял, как ему будет больно в разлуке с невестой. Тоска накатывала на него сразу по приходе домой. Воспоминания о прожитом с Эвой времени преследовали его всюду: на кухне, где они любили завтракать и ужинать, в ванной, где так часто занимались любовью по утрам, в спальне, где он сжимал ее в объятиях ночи напролет.

Поэтому теперь он дома почти не бывал.

Артур ездил по командировкам, снова начал ночевать в гостинице, как раньше, до того как приобрел квартиру. Она его больше не радовала, без любимой Эвы ему там было совсем неуютно.

За прошедший месяц он успел пожалеть о многом.

Что ему стоило не включать упрямого осла, а просто по-человечески извиниться перед Эвой еще в ту ночь, когда она от него ушла? Или хотя бы потом не рычать на нее, а шустро осознать, что натворил дел, и оперативно начать каяться. Не-е-ет, вместо этого Артуру зачем-то понадобилось дальше закапывать себя в ее глазах приказами немедленно вернуться домой.

Что ему мешало сразу включить голову и поступить по-умному?

Мешала гордость, мешала злость, упрямство, глупая обида на то, что Эва так с ним поступила. Эмоции душили Артура, не давали мыслить здраво. Хотелось, чтобы невеста осознала, как глупо поступила, уйдя от него, пожалела.

Только вот девчонка оказалась во сто крат упрямее его самого.

Впрочем, в его душе уже давно не было ни злости, ни даже обиды. На их место пришла тоска. Черная и неотвратимая.

Сегодня к тому же пятница!

Артур аж до понедельника не увидит Эву. После УЗИ он разрешил ей не возвращаться в офис. Толку с оставшейся пары-тройки часов рабочего времени? Пусть лучше она отдохнет, тем более что до похода на УЗИ будущая мама очень переживала, чтобы с ребенком все было хорошо.

Подвезя Эву домой, Артур вернулся на работу. Совершенно не хотелось ехать к себе.

Да, два дня без нее – это целая жизнь…

И вот это фото дочки – единственное, что хоть как-то успокаивало. Маленькая девочка растет, развивается, и, как бы ни сложились его с Эвой отношения, она будет безмерно им любима.

– Привет, братишка, – в дверях кабинета показался Баграт.

Он зашел, без приглашения уселся напротив Артура.

– Сходили на УЗИ? – спросил брат. – Определили пол?

– Определили, – кивнул Артур. – У меня будет дочка.

Сказал, а у самого сердце забилось чаще. Дочка… Какое особенное слово! Как приятно его произносить, аж по телу дрожь.

– Ха! – самодовольно усмехнулся Баграт. – Не каждому дано клепать пацанов одного за другим. Учись у старших.

– Я и девочке рад, – пожал плечами Артур. – Миланка твоя тоже девочку хочет, так что ты сильно не радуйся…

– Да знаю, – скривился Баграт. – Клюет мне мозг потихоньку по этому поводу. Но я очень рад, что у меня пацаны. Девочки, они создания нежные, хрен его знает, как с ними обращаться. А подрастут, так вообще туши свет. Только и делай, что ходи охраняй, чтобы никто не обидел и не позарился…

– Это да, – кивнул Артур.

И тут же загрустил. Сердце ковырнула мысль: как же он будет воспитывать свою дочку, охранять, если жить с его матерью они будут врозь.

– К матери летишь на день рождения? Не передумал? – спросил Баграт.

– Конечно лечу, – кивнул Артур. – Билет забронировал, улетаю сегодня ночью. А вы с Миланой не надумали их проведать? Вместе было бы веселее.

– Ну какие нам с Миланой полеты? – махнул рукой Баграт. – Она родит со дня на день. Хочешь, чтобы мой сын появился на свет в самолете?

– Ясно, – кивнул Артур. – Жалко, будет вся семья.

– Кстати, ты собираешься рассказывать родителям про дочку? – спросил Баграт хитро прищурившись.

– А что я им скажу? – развел руками Артур. – Что у меня будет ребенок от женщины, которая знать меня не хочет? Так себе выйдет разговор.

– Но когда-то придется сказать, – пожал плечами Баграт.

– Когда-то придется… – кивнул Артур.

Как представил, какую головомойку ему устроят родители за то, что скрыл от них беременную девушку, так вздрогнул. Особенно, если всплывет история, как он ей этого ребенка сделал.

И ведь не успокоишь их известием о скорой свадьбе. Впрочем, если вспомнить, как они мечтали, чтобы он женился на дочери их друзей, сообщение о скорой свадьбе тоже вряд ли их успокоило бы.

Но разговора с родителями не избежать.

Глава 49. (Не) скучающая

Эва спешила к подъезду, когда почувствовала на себе чей-то взгляд.

Она оглянулась, но никого знакомого не увидела.

Чудится? Или это Артур?

Впрочем, он давно прекратил попытки ее преследовать. Кстати, будь это он, уж точно не скрывался бы. Скрытность – это не про него. А вот явиться пред ее очи и начать что-то требовать – гораздо больше в его стиле. Хотя он давно уже не делал даже этого.

Эва очень желала как следует на него разозлиться, мысленно прокрутила в голове все то плохое, что у них было. Так она меньше по нему скучала. Когда злишься, не хочется звонить, писать сообщения, плакать по ушедшей любви.

Но вот какое дело – злости на Артура в ее душе больше не осталось. Совсем.

А еще из головы Эвы все не