Наконец они остановились в узком переулке, вдоль которого ютились полуразрушенные таверны. Под редкими тусклыми лампами, поминутно спотыкаясь, передвигались завсегдатаи местных заведений, которых качало от тротуара до тротуара – они смеялись и обменивались крепкими словечками. Проводник указал на ближайшее здание, которое казалось брошенным. Таверна была без окон, а ее зеленовато-серые стены покрывала соль и плесень. Над дверью жалобно скрипела на ветру птичья клетка.

– Забавно, – сказал Хорс, потрогал стену, а потом рассмотрел осевшую на пальцах сажу. – На этой улице я был раз сто, но этого местечка раньше не видел.

Микс глубокомысленно покачал головой:

– Так уж устроен Центральный порт.

– Заткнись, Микс! Ты его тоже не видел.

Хорс обернулся к проводнику, который был едва виден в его огромной тени.

– Ты уверен, что мы ищем именно эту забегаловку?

Проводник кивнул и потер свою больную ногу.

– Спроси кого хочешь, – сказал он. – «Клетка» – единственное место, куда Хэтчет приходит промочить горло.

Он тревожно посмотрел вдоль улицы в обе стороны; маленькие глазки его бегали из стороны в сторону.

– Не заметно, что она вообще открыта! – сказал Микс.

Похожий на хорька проводник пожал плечами и поправил свой потертый воротник.

– Ты спросил, куда ходит Хэтчет, когда приплывает в Нарни, – ответил он. – Я тебе показал.

Он прокашлялся и потер своим большим пальцем о средний и указательный, глядя на Микса.

– Хорошо, хорошо! – сказал второй помощник, отдавая проводнику серебряный лой. Тот сразу же растворился в полумраке улицы, оставив моряков и Сефию со Стрельцом стоять перед таверной.

– Одна не ходи, Сеф, – сказал Хорс. – Пойдем вместе с нами.

– Да, это будет отличная история! – добавил Микс.

Сефия внимательно смотрела на их лица. Вот Хорс, с его широко посаженными глазами и постоянной улыбкой, от которой на его щеках не исчезают ямочки, а вокруг рта – морщинки. А вот Микс с его большим носом и выщербленными зубами. Как бы она хотела видеть эти лица каждый день! На мгновение она заколебалась.

Но потом, подняв глаза, на полу птичьей клетки она увидела знак (), который искала уже долгих два года, – он затаился там, словно паук в центре паутины.

Знак совсем небольшого размера – нипочем не заметить, если не искать специально. Но Сефия так хорошо знала очертания этого знака, что увидела бы его и с закрытыми глазами.

Две изогнутые линии – это родители. Одна изогнутая – это Нин. Прямая линия – она, Сефия. А круг – это то, что она должна сделать: узнать, для чего существует книга, кто забрал Нин и убил отца, и, если сможет…

– Смотри! – сказала она, указывая на знак.

Стрелец кивнул. Белая кожа его шрамов, казалось, светится в тусклом свете ламп.

– Да я бы… – пробормотал Хорс. Потом он обнял Сефию и Стрельца, прижав их к могучей бочке своей груди.

– Мы же не в последний раз видимся, верно? Вы ведь сыщете нас, когда найдете ответ на все свои вопросы, а?

Его голос громыхал в ухо Сефии, и она крепче обняла плотника. Когда Хорс освободил их из своих объятий и на счастье похлопал по спине, на них озабоченно уставился Микс.

– Старпом дал вам жезл? – спросил он.

Сефия похлопала себя по поясу.

Микс в свою очередь обнял их.

– Постарайтесь обходить большие неприятности, – сказал он.

Уходя вдаль по улице, второй помощник и плотник постоянно оборачивались и махали молодым людям, пока не свернули за угол и не скрылись из виду.

Сефия дотронулась до жезла.

– Я думаю, это здесь, – сказала она.

Стрелец кивнул и толкнул дверь, но та не открылась.

– Заперта?

Сефия полезла в карман за отмычками, после чего приступила к работе. Через минуту язычок замка щелкнул и дверь распахнулась. Внутри было почти темно, но Сефия и Стрелец разглядели пол в пятнах, укрытые тенью столы да ряды пыльных бутылок, выстроившихся вдоль правой стены. И никакого бармена.

Сефия и Стрелец осторожно, опасаясь засады, проникли внутрь. Там никого не было. От духоты у Сефии начала кружиться голова. Она узнала это местечко.

– Сюда приходил Осло Кант, – прошептала она.

Стрелец, нахмурившись, посмотрел на нее.

– Сюда.

Она встала у уголка бара и оглядела пустую таверну. Потом сделала шаг вниз.

– И сюда.

По всей комнате она видела тени человека со шрамом на подбородке. Вот он смеется, открыв рот и показывая всем дырки между зубами. А вот в его пальцах – золотой. И грязь под ногтями.

Сефия прошлась между столами, чувствуя, словно идет по стопам Осло Канта, и остановилась в дальнем конце комнаты. Ей показалось, что она слышит отдаленные крики.

– А еще сюда, – прошептала она.

Стрелец подошел и встал рядом.

– Он был и здесь, и… ниже, под нами.

Сефия встала на колени, пошарила на полу руками и нащупала круглую металлическую ручку в форме так хорошо знакомого ей знака.

С помощью Стрельца Сефия подняла тяжелую дверь, за которой открылась узкая каменная лестница, освещенная огнями снизу. Крики послышались ближе – возбужденные и громкие. Там, внизу, происходило что-то важное.

– Осло Кант спускался сюда, – сказала Сефия.

Из мешка она достала кисточку и маленькую баночку краски, унесенные из мастерских на корабле. Аккуратно написав его имя возле внутренней ручки, она на несколько секунд прижала к словам свои пальцы и прошептала:

– Нам так тебя не хватает!

В неясном свете, струящемся снизу, глаза Стрельца выглядели большими и золотистыми. Укладывая закрытую крышечкой банку в мешок, Сефия вспомнила, как один из людей Хэтчета говорил: «Из этих, больших кошек, что с золотыми глазами».

Рука об руку они начали спускаться по лестнице. Чем ниже они были, тем громче становился шум и тем ярче сиял свет. И с каждым их шагом Сефия чувствовала, каким все более и более напряженным становится Стрелец – пока твердостью и ломкостью он не стал напоминать стекло.

– Что с тобой? – спросила она, протянув руку и побоявшись дотронуться – вдруг разобьется под ее пальцами!

Стрелец покачал головой.

Когда они дошли до конца лестницы, то оказались в большой каменной комнате, где в самом центре кружилась толпа дурно пахнущих людей. Они делали ставки – выкрикивали цифры, суммы и при этом неистово орали и смеялись. На каменных стенах сконденсировалась влага, а горячий воздух был пропитан запахом металла, душным потом и сладкой одурью ликера.