Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сигналы угрозы у всех разные. Это могут быть хронический стресс на работе, вызванный сложными отношениями с начальником, непроработанная детская травма, спровоцированная напряженными отношениями с родителями, ощущение небезопасности вашего дома или района, статья в новостях об убийстве, произошедшем за 2000 километров от вас, о вирусе, распространяющемся по всему миру, или о войне за 5000 километров. Это может быть связано с беспокойством о том, что вы недостаточно хороши, красивы или умны. Разберитесь в себе, чтобы защитить свои клетки от постоянных психологических травм и создать для них спокойную обстановку.
Машина страха, которая делает нас больными и зависимыми
В медицинской школе меня учили, что для предотвращения смерти оправданно все – независимо от стоимости, побочных эффектов и общественной нагрузки, – даже если это лишь позволит человеку протянуть еще несколько мучительных дней в вегетативном состоянии. Больницы и фармацевтические компании говорят пациентам не «мы сохраним ваше здоровье и поможем вам прожить как можно лучше», а «мы сохраним вам жизнь».
Проходите ежегодную диспансеризацию и скрининги. Принимайте таблетки. Сделайте эту операцию. А потом еще вот эту. А если вы этого не сделаете, то можете умереть. Страх смерти используется для того, чтобы заставить пациентов делать все что угодно: принимать больше лекарств, делать процедуры, операции и посещать специалистов. Подтекст таков: если вы откажетесь, отложите лечение или пойдете более естественным путем, вы просто можете умереть раньше. Это давление особенно сильно на современном Западе, где – в отличие от многих восточных культур – мы склонны избегать разговоров о смерти или любопытствовать о ней, что приводит к тому, что для многих она становится экзистенциальным страхом. Многие авторы, чьи тексты выдержали испытание временем: Руми, Халиль Джебран, Хафиз, Марк Аврелий, Йогананда, Сенека, Лао-цзы, Тхить Нят Хань и другие – призывают нас изучить смерть и поверить, что она естественна и ее не стоит бояться. Но почему-то эти призывы до сих пор не дошли до основной экосистемы здравоохранения, где смерть считается неприемлемой.
Для меня смерть была самым большим страхом с детства и до зрелого возраста, и именно с ним мне пришлось столкнуться лицом к лицу, чтобы преодолеть преграды, отделяющие меня от хорошей энергии. Я беспокоилась о том, что я или моя семья можем умереть, больше, чем о чем-либо другом. Именно из-за этого страха я поступила в медицинский институт.
То, что произошло с моей матерью в начале 2020 года, навсегда изменило мой взгляд на беспокойство, особенно о смерти. Встревоженная повышением у нее уровня глюкозы и холестерина, я отвезла ее в клинику, где она прошла курс, включающий проверенные меры по улучшению метаболического здоровья: длительное голодание, погружение в холод, физические упражнения, утренние прогулки. Прошел год, прежде чем мы обнаружили у нее рак поджелудочной железы.
Голодавшая уже три дня и находящаяся под воздействием кетонов, я чувствовала эйфорию, когда мы с мамой вместе смотрели на возвышающиеся горы. В темноте мы поднялись на вершину хребта, где проходил особый обряд – круг барабанов в полнолуние, о котором мы узнали в местной художественной галерее, и мы с ней танцевали вместе под лунным светом, не жалея сил.
Глядя на возвышающиеся скалы, я не могла избавиться от мысли о том, что горы и я сделаны практически из одного и того же. Атомы, из которых состоит мое тело, существуют на Земле с момента ее создания, то есть около 4,6 миллиарда лет. И в течение короткого промежутка времени мои митохондрии вырабатывают АТФ, чтобы обеспечить организацию этих атомов в ткани, органы и в конечном счете меня.
В клинике мы с мамой говорили о том, что идеи «самости» и окончательности смерти – это иллюзии. На самом деле большая часть нашего тела регулярно умирает – каждый из нас ежедневно теряет около полукилограмма клеток. Наши клетки составляют до 88 % пыли в наших домах. В медицинской школе я рассматривала кусочки тела на предметных стеклах под микроскопом и была удивлена, увидев полный спектр жизни и смерти, происходящих внутри, казалось бы, «взрослого» живого организма. Но на микроскопическом уровне клетки умирали, делились, рождались, старели с совершенно разной скоростью. На клеточном уровне мы умираем и возрождаемся триллионы и триллионы раз за одну жизнь. Сброшенная материя наших тел возвращается в землю и в конечном счете образует новые организмы. Ископаемое топливо, которое сегодня обеспечивает 80 % энергии на Земле, – это не что иное, как останки животных и растений, существовавших миллионы лет назад. Мы буквально питаем наши автомобили и дома атомами, из которых состояли наши предки.
Это всего лишь недостаток кругозора, из-за которого мы не видим этих бесчисленных реакций, происходящих каждую секунду в нашем теле, и постоянного создания и воссоздания, из которых состоит наш мир.
Я рассуждала с мамой о том, не превратятся ли выброшенные частички моего «я» в аппетитный кусочек брокколи, который накормит ребенка. Или, может быть, я предоставлю несколько углеродов, которые будут встроены в идеальный алмаз. А может, я подарю атомную пыль порыву ветра, который поможет сформировать еще не существующие горные хребты. Возможно все вышеперечисленное плюс другие формы, которые я даже не могу себе представить.
Влияние, которое мы оказываем на других – людей, которых мы любим, людей, с которыми мы плохо обращаемся, людей, которых мы учим, людей, которые читают наши книги, – буквально навсегда меняет их биологию и жизнь. Когда мы с мамой танцевали и обнимались под лунным светом, я думала о том, что этот опыт любви к ней буквально меняет физические нейронные пути и биологию моего тела благодаря выбросу нейротрансмиттеров и гормонов, укреплению синапсов и передаче элементов микробиома друг другу. Мой опыт общения с ней – и со всеми людьми, с которыми я решила взаимодействовать, – физически закодирован во мне.
Седьмого января 2021 года, когда я готовила ужин, мне позвонила моя мама и со слезами на глазах сообщила, что умирает, что ей придется покинуть меня и что она не встретится с моими будущими детьми. Она сообщила, что ранее в тот день узнала, что ее неясные боли в животе на самом деле были широко распространенным метастатическим раком поджелудочной железы 4-й стадии, а по всему животу у нее были опухоли.
В течение следующих 13 дней, последних дней пребывания моей мамы в сознании, она получила сотни писем о том, какое влияние она оказала на жизни людей. Я никогда не забуду благодарность и эмоции на ее лице, когда она