головой под воду. Рюкзак и гитара задержали провал. Я резко вынырнул и скорей вытащил загранпаспорт, деньги, фотоаппарат сушиться.

Насквозь мокрому мне удалось остановить попутное такси. В салоне вовсю тарахтел кондиционер и воздух был лёдовый. Я тяжело заболевал от этого.

Он не потребовал платы. Я вылез на нужной мне трассе G** на Вьетнам. Я запечатлевал карту местности и дорог долго смотря на них в интернете. Мне снова очень здорово помогли сотрудницы платильника у въезда на платку. Они застопили мне очередных бизнесменов со своей компанией в столице Вьетнама.

По пути мы заехали в ресторан. Они купили мне утку по-пекински. Я почти сожрал всю дичь, но не закончил, братишка велел выдвигаться, чтобы успеть на поезд. На вокзале он купил мне и себе билеты в купе до Ханоя. У нас проверили паспорта китайские погранцы и поставили выездную печать.

Поезд был нереально сказочно старинным с дизайном семидесятых. По железной дороге я тепло вспоминал Апокалипсис и конечно же Чарли Шина из горячих голов, когда он вначале жил, как буддийский отшельник и дрался врукопашную за ставки.

Мне влепили визу на две недели. Я не мог поверить своим глазам, сколько там было скутеров. Этот бизнесмен взял меня к себе сразу в офис и оттуда позвонил уже моему каучу, а тот приехал и забрал меня.

Саммасати

Я больно заболел по части лёгких и слёг на спину. Сочный бронхит и тропическая лихорадка. За мной ухаживали эти двое: филиппинец и полуяпонец-полукореец — владелец хостела, где мне выделили отдельную комнату. Филиппинец работал в столичном университете преподавателем науки ведения бизнеса. Меня ничему не научил.

Я рискнул сесть за руль байка, этот Филипп сзади сидел, как из песни Сектора Газа про Яву. Они очень внимательные водители, ни разу не видел, чтобы кто-то в кого-то врезался. Я стал потихоньку выздоравливать без единой таблетки, делать разведывательные вылазки в город. Мы тусили втроём в кафешках в лаундж барах, в едальне без границ: платишь один раз и жрёшь сколько влезет. Мы сидели на крыше домов и потягивали свежевыжатый сок из ананаса. Всё очень дёшево было. Я пил эти соки литрами и поносил потом частенько с этого. Рис с мясом хавал, каждый раз чередовал: морепродукты, говядина, курица, грибы. Хавал мороженое и всякие наливные напитки по типу фруктовое кофе. Все виды испробовал, что были там, каждый вкус. Девушки не очень сексуальные, получше китаянок, но на капельку. Но для анала само то, небольшое худое тело вьетнамки — это сладость.

Я спросил филиппинца насчёт его ориентации. Он ответил, что раньше ему нравились девушки. Я заржал, как конь. Но всё радикально изменилось когда в его жизни появился я. Он очень хотел сделать мне оздоровительный массаж. Я поверил, что он делает это профессионально и снял футболку, лёг на живот. Этот парень действительно сделал мне чумовой массаж не только спины, шеи, но и груди и живота. Он очень хотел мне хотя бы отсосать, но когда смотрел на меня, ясно понимал, что лучше этого не делать.

Я провёл в Ханое дня четыре, прошастал его везде, где можно и на пятый день попрощался с моими добрыми друзьями, пусть и слегка голубоватыми, но таков мой жизни удел — хотеть девочек, как мальчиков, но быть желанным у мальчиков, от которых меня под конец воротило.

Увидев насколько конченая автострада на юг, я решил двигаться на электричке. Доехал к вечеру до Начянга. Пошёл пешком к морю через весь город. Я видел, как тротуары и подворотни кишмя кишели ночными крысами. На небольшом пляже я лёг в спальный мешок рядом со спящим охранником стульев. Он проснулся, посмотрел на меня немножко и после спать.

Утром я вернулся на вокзал и поехал дальше. В Хошимине у меня была отличная вписка. Впервые не гей, а тихий паренёк, задрот в очках и в томах на английском. Азиаты вообще ничего не знали о музыке, я врубал ему разнообразные стили на его компе.

В этом городке я постелил дворец президента и музей бессмысленной войны с США. Мне понравилось, как выглядят различные модификации эМок висящие за стеклом. Просрали с такими красивыми пукалками. Калаш и скрытность победили. Разглядывал легендарные оригиналы снимков, где запечатлены трагические последствия напалма, бегущие голые дети, обгоревшие тела несчастных девушек.

Я слышал, Тристан Ривьер говорил, что плохое искусство прекраснее хорошего, потому что оно запечатлело человеческую ошибку.

Начались сильные дожди. Но мы не растерялись и поехали с этим парнем на скутере на молодёжный сбор. Он выдал мне дождевик. Я сидел сзади. Мы ехали на берег океана от Хошимина недалеко, но скутер не очень резвый был. Делали остановки, лежали в гамаках и пили кокосы через трубочку.

В прибрежном городке, в коттедже нас приняли организаторы слёта. Внутри уже было полно молодёжи. Взрослые вьетнамцы юноши и девушки не больно-то отличались от детей. И они так смешно смотрели на меня, высоко поднимая головы вверх. Они воспринимали меня, как чужака, но вели себя очень гостеприимно. Я заплатил взнос за себя на еду. И мы ездили на пляж, в концертные залы, зарядку делали.

Я ушёл пешком далеко по побережью и натолкнулся на местных диких рыбаков. Они гневно отгоняли меня назад, очень понятно махали рукой, чтобы свалил. Это было весьма волнительно, я ощутил себя американцем — истребителем всего живого ради грязной зелёной бумажки. Они всё разнесли, и эти люди никогда это не забывали.

Меня не принимали ни в одну игру. Я просто был безмолвным свидетелем и это вполне всех устраивало. Девушки не проявляли ко мне абсолютно никакого полового желания. Я смотрел на их парней и представлял себя рядом с ними: я был гораздо выше ростом, мой член был гораздо больше, я полностью накрывал собой любую женщину, но это всё лишь жалкие мечтательные мысли.

Мы ужинали во дворе коттеджа. Они могли все сидеть в лотосе, а я только на коленях. Ели на полу, жрачки было завались, один парень чистил мне жареную рыбу от костей. Попросив айпад у толстого паренька лет десяти, я пробил вписки в Камбодже и Таиланде. Я был всё ближе к себе, я знал это, я никогда не забывал это с самого рождения. Я даже уже видел себя дома через несколько дней.

Мы вернулись в Хошимин. Там, с некоторыми знакомыми на лицо мне участниками сборов мы пошли в караоке-бар. С нами были девушки, я до сих пор не понимал