почему они не проявляли ко мне женского внимания. Геи липли ко мне, как банные листочки, а обычные, здоровые девушки даже за человека меня не считали. Неужели они чуяли, что я хотел целенаправленно заниматься с ними анальным сексом. Боялись за свои плоские жопы. Я вышел на сцену, взял микрофон и от души исполнил нетленную Джойнми. Так же тонко вытягивал фоулов, как Вилле в самом расцвете нулевых. Девушки нежно похлопали, и на этом весь Вьетнам для меня закончился.

Далее я отправился на автобусе в соседнее королевство. На границе просто заплатил несколько долларов за месячную визу и дело в шляпе. В автобусе кто-то на остановке купил у девушек кампучиек жареных насекомых. Меня угостили одной штучкой. Я не стал грызть.

Кто вписал меня в столице Камбожди — ну конечно гей. Его звали Карлос из Филиппин.

Мы сели за стол в его шикарной хате. Он мне стал немедля затирать, что он такой, будто я сразу не разглядел какой. Я сказал ему успокоиться и просто не воспринимать меня всерьёз. Карлос был очень манерным и очень тучным мужчиной. У него было добродушное и доверчивое лицо. Этот человек оказался славным малым: постоянно спрашивал всё ли в порядке, хочу ли я есть, спать, гулять.

Я завис с ним почти на неделю — мой мировой рекорд по надоеданию другому человеку.

Чем ближе я был к дому, тем явственнее проистекало моё разтождествление с мыслью, я не мысль, я — ничто, пустота, всё, что я знал дали мне другие.

В Пномпене я часто был сердитый только на туктукеров. Это таксисты на мопедах. Они будут ехать рядом с тобой по десять человек всю дорогу. Я прятался от них лишь в единственном на всю столицу супермаркете. У Карлоса был только телевизор. Моим любимым стал местный кхмерский канал. Вот они там запевали на своём даже с караоке внизу. Я сидел и рассматривал их письмо — вязь. Она выглядела очень знакомой, и частично я понимал о чём они пели.

На улице я тормознул туктукера и спросил где, можно было закупиться натуральными цветами. Я отдал двадцать долларов за букет. Карлос расстроился когда увидел то, что я приобрёл. Он сказал, что это было очень дорого и лучше б я не спешил, а сказал ему. Корзинки оказались слабоватыми, но я выходил на улицу босиком и без футболки — значит что-то там было.

Мне нужно было как-то возвращаться как бы в Россию. Я отправился в визовый центр при посольстве Китая, заплатил сущие пустяки и мне сказали забирать готовую однократную визу через дня три. Они даже свозили меня в салон фотографии на своём скутере. Это была очень приятная забота со стороны этих невинных людей. Как у кого могла подняться рука на этих несчастных бедных кхмеров.

Но совсем недавно она поднималась и очень часто и очень больно.

Я насладился ароматом бутонов и прошёл без оплаты мимо киоска в сакральный музей массового геноцида. Это был бывший лагерь, где в основном пытали и убивали детей. Я сделал фото каждого портрета. Это заняло очень длительное время, но это были лучшие фотографии, что я делал в своей жизни. Они все оптимистично смотрели на тебя и у всех в глазах стоял один древний вопрос: зачем.

На следующий день я оказался на поле смерти. Место массовых убийств невинных людей. Я туда прошёл мимо ленивого кассира и не заплатил за вход. Эта девушка звала меня, но я к ней не вернулся. Там стояли гигантские стеклянные кубы, заполненные человеческими черепами. Домики с разными историческими штучками. В одном из них крутили документальный фильм про геноцид. Я посмотрел его с какой-то красноволосой ирландской девушкой. Она отсела от меня максимально далеко, я был босой, босота. По одёжке ж встречают, особенно девушки.

Этот Карлос был очень рад, что я проводил время с ним. Он работал в столичном аэропорту. Был чисто пассивным геем. Мне было немного жаль его, он был очень добрым человеком, я видел его насквозь. Я спал на полу, а он по приколу хлопал по простыне и звал меня поспать на мягкой и комфортной двуспалке.

Мы съездили с ним на масляный массаж. Девушки очень постарались мять мне широкую спинку. Вечером приключилась неожиданная встреча с его братишками филиппинцами, такими же геями. Их было человек шесть. Они все фотографировались со мной. Среди них как-то затесалась девушка: невзрачная, малорослая, с небольшим жирком на низах. Мы поехали все вместе в кафе. Они в основном пили там кофе, а я просто молча слушал. Им очень было по душе то, как я молчал.

Как-то раз я гулял по Пномпеню, а он был размером с Обшаровку. Со мной поравнялась и познакомилась женщина на скутере, разговорились. Она пригласила меня в гости, и я сел сзади. Дома у неё были и её мать и отец и ещё кто-то для большего числа. Они пригласили меня за стол, подали рыбу. Отец стал мне втирать, что он работает в игровом бизнесе, и он знает особый секрет выигрыша. Он говорил на отвратном ломаном инглише, от которого не только уши вяли, но и нарастала неопределённая тревога. И этот болван начал спрашивать боюсь ли я его. Нет, блин, всё замечательно, уровень гостеприимства — Бог. Мне припомнился мудила гороховый и стало немного полегче. Я так понял, он хотел со мной скооперироваться в казино и мутить с деньгами заодно. Я никогда в жизни не был в игровых заведениях, никогда не играл в автоматы. Эти люди стали мне отвратительны. Когда я уходил женщина, что познакомилась со мной повелела заплатить скутеристу за бензин. Он повёз меня обратно необработанным необратимостью.

На базаре я купил тканевые сувенирчики: маленькие кошелёчки в виде разноцветных слоников. В тот же вечер мы на полном чиле сидели и смотрели с Карлосом телек. За мной приехала та филиппинка. Я аж опешил и впал в соматический катарсис от небывалого разрыва шаблона. Я схематично представил, что в России вскользь познакомился с девушкой, перекинулся за весь день привет и пока. И эта русская девушка раз и приехала за тобой…

Она стояла и ждала когда я соберусь. Я не знал чего ей от меня было нужно. Но мой гигантский рюкзак валялся у входа прямо перед ней. Мне необходимо было из верхнего кармашка вынуть огромную блестящую пачку презервативов легко узнаваемой мировой марки. Я продолжал неподвижно сидеть и ждать от неё действий для перемещения и отдаления