– Держи себя в руках, Маскалл, – сказал Гангнет, поворачиваясь спиной к Крэгу. – Я знаю этого человека лучше, чем ты. Если он вцепился в тебя, единственный способ заставить его ослабить хватку – не обращать внимания. Презирай его – не говори с ним, не отвечай на его вопросы. Если ты откажешься признавать его существование, он все равно что исчезнет.

– Все это начинает меня утомлять, – сообщил Маскалл. – Судя по всему, прежде чем наступит конец, я добавлю к своим убийствам еще одно.

– В воздухе пахнет смертью! – воскликнул Крэг, делая вид, что принюхивается. – Но чьей?

– Сделай, как я говорю, Маскалл. Вступать с ним в словесные перепалки – все равно что лить масло в огонь.

– Я больше ни с кем не стану разговаривать… Когда мы выберемся из этого проклятого леса?

– Еще не сейчас, однако, выйдя из него, мы сможем добраться до воды, и там тебе удастся отдохнуть и подумать.

– И с комфортом поразмыслить о своих страданиях, – добавил Крэг.

Трое мужчин молчали, пока не вышли на свет дня. Лес спускался вниз так круто, что им приходилось бежать, а не идти, и это предотвращало все попытки заговорить, даже если бы им того хотелось. Не прошло и получаса, как лес кончился. Ровная, открытая местность тянулась вперед, насколько хватало глаз.

Три части этого пейзажа представляли собой гладкую воду. Это была череда больших озер с низкими берегами, разделенных узкими полосами лесистой суши. Ближайшее к путникам озеро было обращено к лесу узким концом, ширина которого оставляла около одной трети мили. Вода у берегов была мелкой и заросла камышами долмового цвета, однако ближе к середине, в нескольких ярдах от берега, виднелось уходившее прочь течение. Поэтому трудно было решить, озеро это или река. На мелководье плавали маленькие островки.

– Отсюда мы двинемся по воде? – спросил Маскалл.

– Да, – ответил Гангнет.

– Но как?

– Воспользуемся одним из этих островков. Нужно только передвинуть его к течению.

Маскалл нахмурился.

– Куда оно нас принесет?

– Давай садись скорее! – воскликнул Крэг с грубым смехом. – Утро подходит к концу, а ты должен умереть до полудня. Мы направляемся к Океану.

– Раз уж ты такой всезнайка, Крэг, скажи, как я умру?

– Тебя убьет Гангнет.

– Ты лжешь! – возразил Гангнет. – Я желаю Маскаллу только добра.

– Как бы там ни было, он станет причиной твоей смерти. Но какое это имеет значение? Суть в том, что ты покинешь этот глупый мир… Что ж, Гангнет, я вижу, твоя лень никуда не делась. Очевидно, за дело придется взяться мне.

Крэг прыгнул в озеро и помчался по мелководью, разбрызгивая воду. Когда он добрался до ближайшего островка, вода доходила ему до бедер. Остров имел форму ромба с диагональю пятнадцать футов. Материал напоминал легкий коричневый торф; на поверхности ничего не росло. Крэг обошел остров и начал толкать его к течению, явно не прикладывая к тому особых усилий. Когда задача была близка к завершению, остальные присоединились к нему, и все трое забрались на остров.

Путешествие началось. Скорость течения не превышала двух миль в час. Солнце безжалостно палило, но не было ни намека на тень, чтобы скрыться от него. Маскалл сидел на краю и время от времени плескал водой на голову. Гангнет устроился на корточках рядом с ним. Крэг расхаживал взад-вперед быстрыми, короткими шагами, словно животное в клетке. Озеро становилось все шире, и течение вместе с ним, пока путникам не стало казаться, будто они плывут по крупному эстуарию.

Внезапно Крэг наклонился, сорвал с Гангнета шляпу, смял ее в волосатом кулаке и швырнул в воду.

– Зачем ты прячешься, будто женщина? – спросил он с грубым смешком. – Покажи Маскаллу свое лицо. Быть может, он его уже видел.

Гангнет действительно напомнил Маскаллу кого-то, но кого, он сказать не мог. Темные вьющиеся волосы Гангнета падали на шею, лоб был широким, высоким и благородным, и во всем облике мужчины чувствовалось серьезное добродушие, странным образом располагавшее к себе.

– Пусть Маскалл судит сам, есть ли мне чего стыдиться, – произнес он с гордым спокойствием.

– В такой голове могут быть только величественные мысли, – пробормотал Маскалл, пристально глядя на Гангнета.

– Отличный вывод. Гангнет – король поэтов. Но что происходит, когда поэты принимаются за практические инициативы?

– Какие инициативы? – изумленно спросил Маскалл.

– Что у тебя есть, Гангнет? Расскажи Маскаллу.

– Существует два вида практической деятельности, – спокойно ответил Гангнет. – Человек может либо строить, либо разрушать.

– Нет, есть и третий вид. Человек может красть – и даже не догадываться, что крадет. Может взять кошелек и оставить деньги.

Маскалл вскинул брови.

– Где вы двое раньше встречались?

– Сегодня я нанес визит Гангнету, Маскалл, но когда-то Гангнет нанес визит мне.

– Где?

– В моем доме, чем бы он ни был. Гангнет – обычный вор.

– Ты говоришь загадками, и я тебя не понимаю. Я не знаю ни одного из вас, но мне очевидно, что если Гангнет – поэт, то ты – шут. Тебе обязательно болтать? Я хочу побыть в тишине.

Крэг рассмеялся, но умолк. Потом он лег, вытянувшись, лицом к солнцу и несколько минут спустя крепко уснул, неприятно похрапывая. Маскалл то и дело бросал осуждающие взгляды на его уродливое желтое лицо.

Прошло два часа. До суши с обеих сторон было не меньше мили. Впереди земли не было. Позади горы Личсторм скрывала сгустившаяся дымка. Небо впереди, прямо над горизонтом, начало приобретать странный, насыщенный джейлово-синий оттенок. Весь север окрасился алфайером.

Сознание Маскалла забеспокоилось.

– Элппейн встает, Гангнет.

Гангнет, с тоской во взоре, улыбнулся.

– Тебя это тревожит?

– Это выглядит так торжественно, даже трагично, однако напоминает мне Землю. Жизнь больше не имела значения – но это имеет.

– Дневной свет – ночь по отношению к этому иному дневному свету. Через полчаса ты почувствуешь себя человеком, который вышел из темного леса на солнечный простор. И спросишь себя, как ты мог быть таким слепым.

Мужчины во все глаза смотрели на синий рассвет. Все небо на севере, до половины пути к зениту, было охвачено потрясающими красками, среди которых преобладали джейл и долм. Отличительной чертой обычного рассвета является таинственность; главной чертой этого было неистовство. Он смущал не разум, а сердце. Маскалл не испытывал невыразимого желания завладеть рассветом, и сохранить его, и сделать своим. Вместо этого рассвет возбуждал и мучил его, подобно открывающим аккордам невероятной симфонии.

Когда он посмотрел назад, на юг, лучи Бранчспелла утратили свое сияние, и Маскалл смог глядеть на огромное белое солнце, не моргая. Он машинально вновь повернулся к северу, как человек поворачивается от тьмы к свету.