— Школа? Ах да… Прекрасная мысль. Какой замечательный жест с вашей стороны! Наша народная республика очень, очень вам признательна. Только вот… — э-э-э… так сказать… Вы видите все в очень крупном масштабе… Вы правы, конечно. Вот только не знаю… может быть… для начала… можно было бы ограничить количество учеников… ну, скажем… до пятидесяти человек. А потом видно будет. Вы займетесь их физическим и эстетическим воспитанием. Как вы думаете?

— Я согласна, товарищ, но нужно выделить помещение.

— Да, конечно, конечно… Как это я не подумал? Разрешите?

Сняв телефонную трубку, спрашивает у кого-то из сотрудников, не найдется ли в Москве пустующего и достаточно большого помещения для школы «товарища Дункан».

— Что, что?.. Особняк Балашовой? Отличная мысль! Спасибо.

Положив трубку, говорит Айседоре:

— Предлагаю вам особняк бывшей балетной звезды Балашовой. Вы сможете переехать туда через неделю.

Луначарский не сказал, что после отправленного им в апреле приглашения положение Советской республики катастрофически ухудшилось. На X съезде партии Ленин предложил новую экономическую политику, содержащую частичное возвращение к капиталистическим методам хозяйствования.

Народ покидает Поволжье и Юг России, где свирепствует голод. Беженцы осаждают Москву. Миллионы детей умирают от голода, и власти полагают, что сначала надо накормить детей, а потом уже учить их танцам. К тому же Луначарский поступил необдуманно, приняв обширную программу Айседоры, не согласовав предварительно вопрос с ЦК партии. Вот почему он так смущен…

В начале августа Айседора, Ирма и Жанна официально становятся хозяевами бывшего особняка Балашовой, знаменитой звезды императорского балета, уехавшей в Париж в первые же дни революции. Это здание в стиле рококо на Пречистенке, 20. Внутри бесконечная вереница унылых галерей и салонов. Потолки как в оперном театре, украшения из искусственного мрамора, стены, обтянутые порыжевшей узорчатой тканью, нелепые вестибюли, облицованные мрамором. Никакой мебели.

Лето и часть осени проходят в переоборудовании этого бесхозного корабля. Нелегкая работа!

7 ноября 1921 года, в честь четвертой годовщины большевистской революции, правительство приглашает Айседору Дункан выступить в Большом театре. Для своего первого выступления в Советской России она выбрала Славянский марш и Шестую симфонию Чайковского. На следующий же день «Известия» хвалебной рецензией приветствуют ее выступление как аллегорическое изображение русского народа, сумевшего разбить цепи рабства и деспотизма и совершить победоносную революцию. В конце программы, когда, задрапированная красной тканью, она исполняет «Интернационал», изображая поражение старого режима и пробуждение нового человечества, весь зал встает и поет революционный гимн. В конце первого куплета Ирма выходит на сцену с детьми, которые, держась за руки и протягивая их к свету, замыкают вокруг Айседоры кольцо, символизирующее братство грядущих лет.

Открытие Государственной школы танца имени Айседоры Дункан состоялось 3 декабря в присутствии официальной делегации, возглавляемой Луначарским. К большому сожалению Айседоры, ей не позволили набрать более сорока учениц. Но хуже другое: несколько дней спустя она получает письмо из наркомата, где сообщается, что в нынешних условиях правительство может предоставить ей только особняк Балашовой. Она не должна рассчитывать ни на какую субсидию, во всяком случае в данный момент. Она должна будет на свои средства содержать и отапливать школу. Позже, когда ситуация будет более стабильной, правительство, быть может, предоставит ей помощь в меру своих возможностей. Она кидается к Луначарскому.

— К сожалению, ничего не могу поделать, — извиняется он. — Таково указание ЦК. Положение страны очень серьезное. Говорю вам доверительно, мадам Дункан: голод угрожает трем миллионам гражданам России. Товарищ Ленин обратился с призывом к трудящимся всех стран оказать нам срочную помощь. Из Норвегии специально приехал доктор Нансен, чтобы организовать комитет международной помощи. Америка предложила помощь для миллиона детей и инвалидов. Вот в каком мы оказались положении. Как видите, я ничего от вас не скрываю. Мы переживаем самый критический момент после 1917 года. Революция в опасности.

— Но что делать мне? Как сохранить школу? А отопление? Мне совершенно необходим уголь, товарищ. Представьте себе эти огромные запущенные залы, где гуляет морозный ветер. Мы живем, завернувшись в одеяла. В отдельные дни температура за окном опускается до минус сорока!

— Если мне правильно доложили, у вас еще есть на счетах в различных банках несколько тысяч долларов. Если хотите перевести их сюда, я могу облегчить вам эту операцию… Нам позарез нужна валюта. Если это невозможно, у вас есть другой выход: давать платные спектакли. В театре Зимина, например, который мы с удовольствием предоставим в ваше распоряжение… Или же организуем вам турне по городам России. Вы знаете, что советская публика вас высоко ценит. Вы у нас очень популярны. Ваше выступление в Большом было триумфом… Настоящим триумфом!.. О, этот «Интернационал»! Это было… ошеломляюще… Вы растрогали меня до слез. Прощайте, мадам Дункан. Еще раз выражаю сожаление… Наберитесь терпения… Надеюсь, что все скоро уладится…

Правительство не может дать денег, зато периодически присылает ей обслуживающий персонал. Приходят они парами, как на Ноев ковчег: два носильщика, две горничные, два лифтера и даже два повара в белых колпаках, хотя во всем доме нет ни одной кастрюли. Раз в две недели верная Жанна берет корзинку и идет получать «паек товарища Дункан», которая имеет право на дополнительное питание. В паек входит немного муки и икры (опять!), чая и сахара. Но поэты и артисты — любимцы советского режима, собирающиеся у нее почти каждый вечер, вносят существенное разнообразие в питание: на столах появляются огромные окорока, сотни пирожков. Водку пьют большими стаканами, а шампанское течет рекой.

Сергей Есенин… Где встретила она его впервые? У себя? У Анатолия Мариенгофа, близкого друга поэта? У Александра Кусикова, из той же компании? Она не помнит. И он тоже. В ту ночь все так напились… Помнит только, что все произошло быстро и бурно. Дверь резко распахнулась, и она увидела молодого человека удивительной красоты: непокорная шевелюра с золотистым отливом, слегка раскосые глаза, то демонические, то по-детски наивные. Айседору и Есенина не надо было представлять: они узнали друг друга с первого взгляда. Они люди одной породы, из тех, кто живет инстинктами, непокоренные кочевники, жаждущие абсолюта. Он так же не учился писать стихи, как она не училась танцевать. Их дар исходит из глубин души, неведомых простым смертным. У нее больше жизненного опыта, и она знает одно: ее судьба делает очередной зигзаг.

Крестьянский сын Сергей Александрович Есенин провел детство в Рязанской губернии, с бабушкой, неиссякаемой рассказчицей сказок, и дедом. В Сергее много от простого мужика.

Известность приходит к нему в 1915 году, когда девятнадцатилетний поэт открывает для себя столицу, встречается с известными поэтами. В петербургских журналах печатают его стихи. Он воспевает вечную ностальгию по русскому пейзажу: березовые рощи, безмолвную заснеженную степь, осеннее небо, бесконечные просторы. Первый его сборник «Радуница» вышел в 1916 году. Говоря о нем, вспоминают Роберта Бёрнса; непокорного, «проклятого» поэта Артюра Рембо… Восторженно приняв революцию, он пишет о ней библейским языком, как о «новом Назарете», о «преображении» и «распятии». Примерно в 1919 году он входит в круг имажинистов и сближается с Анатолием Мариенгофом. Имажинисты забавляются тем, что провоцируют публику бесконечными экстравагантностями разного сорта и читают стихи в московских кабаках.