– Мы все проверили. Вместе с прокурором города. Их просили убрать данные об автомобиле сотрудники ФСБ. Это была их машина, и они проводили плановую проверку своего агента. Ты меня слышишь?

– Слышу, – сказал он внезапно пересохшими губами. – Нам, похоже, нужно срочно встретиться.

Вечером Фомичев вошел в кабинет Кудлина, чтобы обговорить детали завтрашней поездки. Самолет, заказанный в Англии, они ждали утром, в двенадцать часов, и Фомичев заранее послал Мумиева в аэропорт, чтобы тот со своими людьми неотлучно находился около лайнера. После разговора с Авдониным бывший генерал госбезопасности чувствовал понятную тревогу. Он понимал, что все заверения его бывших коллег ничего не стоят. Если дано разрешение на ликвидацию Рашковского, то банкира не может спасти ни один человек в мире. И ни одна самая лучшая охрана. Единственное, на что мог надеяться Фомичев, – на быстрый отъезд Рашковского. Он и означал бы отложенную казнь.

Но для себя он сделал выводы. Рашковский приговорен, и следовало искать нового хозяина. Нет, он не собирался сдавать банкира, но понимал, что тот уже никогда не будет пользоваться ни былым авторитетом, ни возможностью участвовать в политической жизни страны. Если он сумеет унять свои амбиции и пересидеть за рубежом, отойдя от всех дел, возможно, ему еще сохранят жизнь. Но Фомичев слишком хорошо знал Рашковского. «Верховный судья» мафии и миллиардер не смог бы никогда дойти до этих высот власти и могущества, не обладай он целеустремленным характером, гипертрофированной жаждой власти, даже некоторым безумием, что свойственно людям, занимающим столь высокое положение. Рашковский был по натуре авантюрист и игрок. Именно поэтому и никогда не смирится со своей «добровольно-принудительной» ссылкой. Рассказать ему обо всех планах ФСБ, о которых догадывался сам Фомичев, означало не только подставить Рашковского, но и самого себя, ибо босс тут же потребует решительных действий против властей. А война с ФСБ никак не входила в планы бывшего генерала госбезопасности.

Он вошел к Кудлину в мрачном настроении, сознавая все последствия завтрашнего отъезда Рашковского. Леонид Дмитриевич, обладавший завидной работоспособностью, сидел над бумагами, просматривая их одну за другой. Когда Фомичев вошел к нему, он отодвинул бумаги в сторону и, взглянув на генерала, спросил:

– Как у нас дела?

– Хреново, – буркнул Фомичев, тяжело усаживаясь за стол. – Сам знаешь, что у нас происходит. И эта беда с Анной, и отъезд Валентина Давидовича. – Он понимал, что микрофоны могут быть установлены везде. В том числе и в этом кабинете. Кудлин так же хорошо помнил об этом. Именно поэтому он написал на листе бумаги: «Думаете, они не оставят его в покое?» Фомичев прочел написанное и криво усмехнулся. Если он обо всем догадался, то почему этого не сделал и сам Кудлин? Но согласиться с Кудлиным означало расписаться в своей полной беспомощности. Не соглашаться – означало выглядеть дураком. Фомичев взял ручку и написал: «Не знаю».

Кудлин, прочитав, сказал вслух:

– Это не позиция, Николай Александрович. Я бы хотел знать точнее.

– Работаем, – вздохнул Фомичев, – пытаемся узнать все более подробно. – И после некоторого молчания добавил: – Я послал Мумиева в аэропорт, чтобы дежурил у самолета. Мало ли что.

– Правильно, – согласился Кудлин.

– Я все время хочу у вас спросить, – сказал Фомичев, – зачем нам эта Чернышева? Почему нужно было ее так спешно оформлять? Нельзя было немного подождать? Он ведь завтра уезжает в Англию.

– Он хочет взять ее с собой, – угрюмо пояснил Кудлин.

– Не понимаю, зачем? Ей придется входить в курс дела во время командировки, а это достаточно сложно. Мы бы спокойно все допроверили, и через месяц она бы вылетела в Лондон.

– Вы думаете, ему придется остаться там на месяц? – вдруг спросил Кудлин. Фомичев нахмурился. Кажется, он начал допускать тактические ошибки.

– Девочке понадобится долгое лечение. Так мне говорили ее лечащие врачи.

– Не обязательно, чтобы отец сидел рядом с ней, – строго заметил Кудлин. – Но в любом случае Рашковский сам решил взять сейчас Чернышеву.

– Вот этого я и не понимаю.

– Она ему нравится, – объяснил Леонид Дмитриевич, – неужели вы этого не поняли до сих пор? Ему нравится подобный тип женщин – самостоятельные, сильные, умные. Немного в возрасте.

– Ей уже за сорок, – буркнул генерал, – мог бы найти и помоложе.

– Помоложе ему не нужно, – возразил Кудлин. – Отличительная черта очень богатых людей и состоит в том, что они сами выбирают себе работников и женщин. Некоторых тянет «на сладкое», некоторым нравятся молодые мальчики или девочки, а Валентину Давидовичу – именно такой тип женщин. По-моему, вы должны были обратить на это внимание на примере Карпотиной.

– Это-то ясно. Но при его положении любая женщина с удовольствием станет его любовницей. Зачем ему оформлять Чернышеву на работу?

– Он не хочет иметь просто любовницу. Ему важно, чтобы она была постоянно рядом с ним. Такие дамы действуют на него умиротворяюще. Может, поэтому и его супруга старше его на три года.

– Вы хотите сказать, что он любит подчиняться женщинам? – удивился генерал.

– Скорее подчинять даже таких своей воле, – парировал Кудлин. – Думаю, что вы согласитесь со мной. Гораздо интереснее работать с красивой и умной женщиной, обладающей независимым характером, чем с молодой куклой, готовой броситься на шею по первому знаку. Вы так не считаете?

– Может быть, – вздохнул генерал. – Когда вы уедете, мы проведем комплекс мероприятий. Постараемся проверить еще раз наше здание на предмет прослушивания.

Они говорили еще минут тридцать. Когда Фомичев ушел, Кудлин снова занялся бумагами. Через полчаса ему позвонили. Он поднял трубку и услышал знакомый голос:

– Здравствуйте, Леонид Дмитриевич.

Кудлин поморщился. Только этого не хватало. Кретин Перевалов решил позвонить ему по мобильному телефону именно в этот момент.

– Я сейчас занят, – сказал Кудлин, – где вы находитесь?

– У себя в банке, – удивился Перевалов, – я хотел…

– Приезжайте ко мне, – не совсем вежливо перебил его Кудлин, – мы сможем вместе пообедать.

– Да, да, конечно, – понял наконец Перевалов.

Через полчаса он приехал, и Кудлин повел его обедать в столовую. Когда они, проходя мимо, «случайно» оказались в галерее, Леонид Дмитриевич, попросив охранника никого не впускать, спросил:

– Что у вас произошло?

– Нам перевели не все деньги, – пояснил Перевалов, тяжело дыша, – завтра последний день, а нам еще не поступили оговоренные суммы.

– Кто не перевел?

– Я не знаю. Но сумма не та, о которой мы говорили.

– У вас есть список банков и компаний, которые перевели вам деньги?