Несмотря на многие свидетельства, Контарини не являлся членом «Оратории Божественной любви» в Риме. Он изучал философию среди гуманистов, затем стал гражданским служащим в Венеции и участвовал в Вормсском съезде как венецианский посол. И все же оставался мирянином, когда папа сделал его кардиналом в 1535 году.

Отличавшийся гуманистическими взглядами и личной храбростью, в течение семи лет Контарини оставался стражем и вдохновителем католической Реформации. Он верил, что протестанты в некотором роде правы, заявляя о собственных заслугах. Контарини выражал доктрину справедливости и был готов выработать положения, которые удовлетворят как протестантов, так и католиков. Он верил, что традиционные ошибки, пусть даже самые возвышенные, но совершенные римской курией, должны быть признаны.

Коллоквиум в Регенсбурге, 1541

Политика примирения достигла своей кульминации на Регенсбургском коллоквиуме в 1541 году. Контарини в сопровождении самых умеренных немецких католических священников и заручившись неявными, но либерально звучавшими инструкциями от папы Павла III, сидел за одним столом с самыми умеренными из немецких протестантских священников.

Во время встречи Контарини следовал полученным инструкциям. Папа требовал, чтобы превосходство папы признали изначально. Контарини видел, что требование расколет собравшихся, и отложил его, включив последним пунктом в повестку дня. Иоганн Экк, полагавший, что умеренность на конференции невозможна, нарушил ее мирное течение, но его все же удалось утихомирить. При сохранявшемся лидерстве Контарини конференция достигла поразительного согласия по поводу решения спорных вопросов об оправдании верой.

Участвовавшим в экуменистической конференции умеренным следовало напомнить, что не все члены их уважаемых церквей являлись таковыми же. Лютер подозрительно относился к тому, что он услышал, и счел соглашение немыслимым. В Риме кардинал Караффа резко выступил против предательства теологов.

Французский король Франциск I внезапно стал опасаться того, что императору Карлу V удастся объединить Германию на основе религиозного мира, достигнутого в Регенсбурге, и с той же горячностью выступил против такого соглашения.

Немецкие католики правого крыла подумали, что достижение соглашения носит иллюзорный характер и они должны идти дальше, доходя до крайностей, если это удовлетворит лютеран. Тем временем конференция в Регенсбурге сама потерпела неудачу по статье о преобразованиях, которые Контарини не мог исключить, а протестанты принять. Папа Павел III заявил, что он не допустит двусмысленной формулировки, и возможность мирного урегулирования растаяла.

В Италии кардинал Контарини столкнулся с ситуацией, когда все считали его еретиком. Он умер в следующем 1542 году.

Неудача Контарини открыла дорогу противоположной партии. Примирение теперь сочли эфемерным, и истинная политика для церкви заключалась в том, чтобы определить ее доктрину и более точно осудить ошибки.

В том же самом году, как Контарини находился в Регенсбурге, Караффа посоветовал папе основать новую и влиятельную инквизицию для борьбы с ересью. Он и его сподвижники верили, что следует очистить католицизм с помощью обвинений в ереси и что политика примирения поощряет рост ереси.

Небольшое, но все же растущее число обращений итальянцев в протестантизм в течение 1542 года, включая и известный переход Бернардино Окино из капуцинов и Питера Мартира Вермильи из августинцев, дало дополнительный импульс. Римскую инквизицию основали согласно булле (Licet ab initio) от 21 июля 1542 года, назначив шестерых кардиналов (включая Караффу) в качестве генералов-инквизиторов. Им придавались беспрецедентные полномочия — они могли арестовывать подозреваемых, конфисковать собственность, казнить виновных, в то время как за папой оставляли право помилования.

Караффа немедленно приступил к исполнению своих обязанностей с рвением и энергией, которым мог бы позавидовать испанец Томас Торквемада. Он приобрел один из римских дворцов, где разместил возглавляемое им учреждение. Под его наблюдением в подвалах дворца была оборудована тюрьма, камера пыток со всяческим палаческим инструментом. Затем Караффа назначил своих полномочных представителей (комиссариев-инквизиторов) в зарубежные католические страны. Пост комиссария-инквизитора Рима получил личный исповедник папы Теофило ди Тропеа, такой же кровожадный мракобес, как и его патрон.

Караффа установил следующие нормы деятельности для папской инквизиции: «1. При первом же подозрении в ереси инквизиция должна обрушиваться на виновных подобно молнии. 2. Инквизиция обязана преследовать всех еретиков, невзирая на их чины и звания, в том числе государей и князей церкви, если они повинны в ереси. 3. Особенно энергично следует преследовать тех еретиков, которые пользуются покровительством светских государей; только те из них, кто проявит раскаяние, могут рассчитывать на „отеческое милосердие“ инквизиции. 4. Протестанты, в частности кальвинисты, не должны рассчитывать на какую-либо пощаду» (Цит. по: Ranke L. von. Storia dei Papi. Firenze, 1965, p. 155).

Террор новой инквизиции быстро захлестнул папские владения. В Швейцарию и Германию бежали многие видные церковники, заподозренные в симпатиях к Реформации, в их числе викарий ордена капуцинов Бернардино Окино, богословы Вермильи, Курионе, Валентин, Кастельветро. Но бежать могли далеко не все. Тех же, кто попадал в руки Караффы и его ищеек, ждали тюрьма, пытки и, возможно, смерть на костре.

С особым недоверием папская инквизиция относилась к ученым-гуманистам, считая их опасным рассадником еретических воззрений. Под давлением Караффы распустили Академии наук в Модене и Неаполе, а все те, кто занимался наукой, были взяты на подозрение, за ними была установлена слежка. Снова начались преследования францисканцев, этих неисправимых крамольников внутри церкви. Вновь по всей Италии запылали костры. В Венеции, правда, инквизиторы изобрели более дешевый способ избавляться от еретиков: их топили в лагуне.

Под ударами инквизиции яркий и эксцентричный итальянский гуманизм, едва оправившийся от разграбления Рима в 1527 году, был вынужден приспосабливаться к новым условиям.

В 1555 году Караффу избрали папой, и он стал Павлом IV. Ему было семьдесят девять лет. Раздражительный и импульсивный, страстно преданный только двум объектам, причем не так легко сопоставимым: католической реставрации и низвержению испанской власти в Италии, он стал править католическим миром.

Несочетаемость этих двух моментов почти уничтожила реформаторское значение понтификата. Чтобы сражаться против католических испанцев, папе пришлось использовать лютеранские войска. Он осыпал упреками королеву Марию Английскую и вернувшего Англию в церковь кардинала Пола, архиепископа Кентерберийского, не боровшихся с испанцами.

Для реализации своих политических планов против испанцев папе пришлось использовать своих племянников, но обнаружилось, что те замешаны в коррупции и криминале. Его короткий понтификат четко показывает дилемму, с какой сталкивались все папы вплоть до 1870 года, — может ли реформированное папство остаться центром итальянской политики и главной силой среди властителей Европы?

На протяжении всего своего правления Павел IV неутомимо стремился к реформам, подавлял общественные скандалы, заботился о том, чтобы найти благочестивых людей (причем так ревностно, что к 1558 году 88 епископств оставались вакантными), убеждая, направлял общественное мнение.

Павел IV вернул обратно в свои приходы всех 113 епископов, проживавших в Риме, за исключением десяти