«Это все фантастика, причем ужасно вульгарная, – сказала Ольга Александровна. – Стала бы моя мать получать пенсию от короля Георга V, если бы у нас были хоть какие-то деньги в Англии? Все это бессмысленно». {40} Но ее сестра Ксения Александровна захотела узнать, не является ли это все правдой, и наняла двух юристов отыскать любые вклады, сделанные ее покойным братом и на которые она могла бы предъявить права {41}. Но с другой стороны, ни один человек так никогда и не нашел никаких богатств Романовых – ни в Банке Англии, ни в одном другом британском банке, но это было не доказанным фактом, а скорее предположением, которое подливало масло в огонь интриги. Настойчивая и ни от кого не скрываемая погоня Глеба Боткина за этим мифическим богатством, в которой он выступал от имени претендентки, выглядела в глазах многих в лучшем случае недостойной, а в худшем глубоко подозрительной. Таким образом, Глеб, который так часто и не стесняясь в выражениях бросал клеветнические оскорбления и обвинения тем, кого он считал врагами «Анастасии», создал себе репутацию некоего злого гения в духе Макиавелли, намеренного использовать Андерсон для своего обогащения. Подобные предположения были ошибочными, но наибольший вред был принесен, когда летом 1928 года Фоллоуз создал «Корпорацию Гранданор». За большие финансовые взносы, сделанные в корпорацию с целью поддержать претендентку материально и обеспечить выплату гонораров юристам, нанимаемым ею, лица, сделавшие взносы, получали определенное количество акций корпорации. В том случае, если и как только будут найдены богатства Романовых, о которых идет речь, обладатели этих акций получат вознаграждение, пропорциональное их вкладу. {42} Для многих данное обстоятельство означало лишь то, что искренние усилия больной молодой женщины в той борьбе, которую она, по мнению многих, вела за то, чтобы восстановить утерянное прошлое, приобрели вид не самой удачной охоты за сокровищами.

И именно это – возможность того, что Боткин и Фоллоуз предпримут попытку продавить решение вопроса через суд общего права – вынудило княгиню Ксению Георгиевну написать отчаянное письмо к Виктории, маркизе Милфорд-Хейвен и сестре императрицы Александры, в котором она просила взять на себя ответственность за финансовое обеспечение претендентки и таким путем прекратить этот недостойный балаган. Однако на это Виктория ответила так: «Я много думала над тем, что вы написали мне по поводу положения дел с А (я так и буду называть ее и далее в этом письме), а также о действиях, которые мне, по вашему мнению, следует предпринять. Я также разговаривала по поводу вашего письма с Ирэной… Я совершенно неспособна относиться к ней так, как если бы она действительно была моей племянницей, и я торжественно клянусь вам, что мне доставило бы огромную радость думать иначе, поскольку я действительно любила детей моей бедной сестры Аликс, которых я почти ежегодно видела перед войной, и последний раз встречалась с ними накануне войны. Мой путь к этому моему решению не был легким, но в нем нет и предубеждений. Вопрос о том, чтобы поддержать А деньгами или каким-то иным способом, для того чтобы спасти нас от множества возможных неприятностей, то есть той опасности, о которой вы предупреждали меня, требует взвешенного подхода. Лично я пришла к заключению, что у меня нет возможности последовать вашему предложению, и мне предстоит быть готовой лицом к лицу столкнуться со всеми печальными последствиями, которые могут стать результатом моего отказа. Можете не сомневаться, что люди, объявляющие себя то одним, то другим членом замученной семьи, будут появляться и далее. Я не могу сама и не стану советовать кому-либо из моих родственников брать на себя груз ответственности за будущую жизнь А и за ее действия» {43}.

Вплоть до осени 1928 года ничего не происходило, и создавалось впечатление, что ни одна из сторон не хочет торопить события в вопросе об установлении личности Андерсон. Но в октябре 1928 года в Копенгагене умерла вдовствующая императрица Мария Феодоровна. В течение двадцати четырех часов те Романовы, которые проживали в Дании, а также бывший великий герцог Эрнст-Людвиг Гессенский в Дармштадте выступили с заявлением, которое, судя по всему, было подготовлено заранее. Ссылаясь на отрицательное мнение великой княгини Ольги Александровны, баронессы Софии Буксгевден, а также Пьера и Александры Жильяр, это заявление решительно отказывало претендентке в каком-либо праве на родственную связь, провозглашая: «По нашему твердому убеждению женщина, которая называет себя госпожой Анастасией Чайковской и которая в настоящее время находится в Соединенных Штатах, не является великой княжной Анастасией Николаевной». Это было, говорится в заявлении, «очень трудно и больно для нас, ближайших родственников царской семьи, примириться с мыслью о том, что не уцелел ни один из членов той семьи. Мы бы охотно поверили, что по крайней мере хотя бы один человек смог спастись в ходе того массового истребления 1918 года. Мы бы одарили уцелевшего всей той любовью, которая все эти годы искала и не могла найти объекта приложения. И в нашей великой любви мы бы утопили нашу великую печаль, что нам не дано было защитить этих чистых сердцем людей, эти примеры доброты и любви от языков их врагов, источающих клевету. Но наше чувство долга требует, чтобы мы заявили, что все, что имеет отношение к данной женщине, вся ее история – это чистый вымысел. Наша память о дорогих нам усопших не должна ставиться под сомнение в силу того, что ширится распространение этой нелепой сказки, и она набирает силу». Вариант этого заявления, который был опубликован в Дании, подписали тринадцать членов семейства Романовых: великая княгиня Ольга Александровна, ее сестра, великая княгиня Ксения Александровна, и ее муж, великий князь Александр Михайлович, а также шесть их сыновей, князья Андрей Александрович, Федор Александрович, Никита Александрович, Дмитрий Александрович, Ростислав Александрович и Василий Александрович, а также их дочь, княгиня Ирина Александровна, и ее муж, князь Феликс Юсупов. Это заявление подписали также великий князь Дмитрий Павлович и его сестра, великая княгиня Мария Павловна – двоюродные брат и сестра императора Николая II. Вариант заявления, который увидел свет в Дармштадте, дополняли подписи Эрнста-Людвига, великого герцога Гессенского и двух его сестер: Виктории, маркизы Милфорд-Хейвен и принцессы Ирэны Прусской {44}. Но из этого перечня только трое – Ольга Александровна, принцесса Ирэна Прусская и князь Феликс Юсупов – встречались с претенденткой.

Глеб Боткин отнесся к этому заявлению как декларации об объявлении войны, он увидел в нем «возмутительный» и «ничем не спровоцированный» жест, который, как он заявил, «вызвал в нем отвращение» {45}. В ответ, явно по собственной инициативе и без консультаций с кем-либо, Глеб нанес ответный удар, широко используя при этом средства массовой информации. Он писал великой княжне Ксении Александровне: «Со смерти вашей матери не прошло и двадцати четырех часов… а вы уже поспешили сделать еще один шаг в заговоре, направленном против вашей собственной племянницы… Крайне неприятное впечатление оставляет тот факт, что даже у смертного одра вашей матери, вашим наибольшим желанием, должно быть, является желание лишить обманным путем свою племянницу имеющихся у нее прав, и это ужасно, что у вас нет элементарного чувства порядочности подождать всего несколько дней, перед тем как возобновить свою позорную борьбу… Избранный вами способ подачи вашего заявления явно рассчитан на то, чтобы ввести в заблуждение общественное мнение…