– Я забыл ее адрес и телефон, – пожаловался Бертран. – Не подстраховался…

Его мать не откликнулась – она была в курсе: у них дома агенты КГБТ[49] обыскали все вещи сына, перебрали по листочку бумаги, просмотрели отснятый материал, короче – вывернули наизнанку всю жизнь фотографа Бертрана Руа. Флоранс это было неприятно, но сейчас она думала об одном: Ты жив. Взгляд у Бертрана был такой несчастный, что она присела рядом, тут же вскочила, снова опустилась на край кровати. Взяла сына за руку и ужаснулась: кожа была прозрачной и казалась приклеенной к костям. У Флоранс разболелось сердце.

– Пусть объявят, в какой больнице я нахожусь. Она могла бы позвонить. А вдруг…

– Ты еще очень слаб. Выбрось из головы посторонние мысли, думай: «Я должен поправиться!»

Он посмотрел в глаза матери. Господи, снова этот взгляд! Флоранс все-таки расплакалась, забыв правильные слова и наставления.

– Мы делали все, как нам говорили. Пока ты был в реанимации, нас фактически допросили… – Она отерла щеки ладонью. – После твоего исчезновения – не помню точно в какой день – появился агент и показал список твоих последних звонков, сообщил, что немецкий номер закреплен за палатой Лолы Милан. Что со своего мобильного она звонила тебе один раз. Они выяснили, что ты летал из Парижа во Франкфурт и обратно. Объяснили, что она – твоя хорошая подруга, переживающая тяжелую беременность, и что ты бы очень не хотел, чтобы ее покой тревожили. Потом я вопросов не задавала – было не до того. Ты…

Голос Флоранс сломался. Бертран не спускал с матери глаз, но ни о чем не думал. Ему нет дела до того, что армия, спецслужбы, лично президент проводит расследование! Он – жертва. Нет, не так. Я добровольно сел в «Тойоту».

– Прости меня, – сказала Флоранс. – Мы растерялись и не всегда принимали верные, взвешенные решения. Давились страхом потерять тебя. Встречались со множеством людей. Возможно, она не знает, что ты на свободе. Время – твой союзник, ничто не потеряно.

Бертрана лихорадило, но он смотрел не моргая. Флоранс погладила сына по щеке и подумала, стыдясь своей мысли: «Лола способна убить моего сына, нельзя так сильно любить женщину…» Минуту спустя Бертран прошептал:

– Мне нужен телефон клиники.

– Ксавье уже позвонил. Они не стали с ним разговаривать: все только по запросу и по почте. Подумай о себе. Ты должен набрать вес, подлечиться.

Бертран слушал, но не откликался. Этим утром он больше ничего не сказал, не хотел обсуждать самые важные в жизни вещи вслух, зато мог думать. Нужно связаться с Air France, выяснить, вернулась Лола к полетам или нет. Конечно нет, она хотела год заниматься детьми, чтобы… Она сказала, что они должны переехать… Можно проследить за мужем от Bayercom до их дома. Дождаться, когда она выйдет. Мы должны увидеться, Лола. Пора решать. А для этого нужно поговорить… Мы говорили… Я сказал, что хочу жить с тобой. А ты? У него снова поднялась температура, вернулись кошмары.

Их спровоцировал долгий разговор с военными, которые явились в больницу несколько дней спустя, чтобы «зафиксировать его показания». Он описал запомнившиеся детали: цвет, слова, акцент, марка машины, одежда, оружие… Сколько их было? Ему рассказали, что Сади не соврал насчет сломанной ноги, а о планах сына ничего не знал. Того соблазнили деньгами, потом он перебрался в Мали. Сади погиб в банальной автомобильной аварии. Бертран захотел узнать подробности.

– Шофер грузовика выехал на встречную полосу – не справился с управлением.

– А когда это случилось?

– Три месяца назад.

Бертран закрыл глаза. Военврач, высокий худой человек с ежиком седых волос, предложил сделать перерыв, но фотограф не согласился, сказал, что хочет покончить со всем этим и жить как свободный человек.

Позже, когда незваные гости ушли, седой доктор заговорил о том, что пришлось вынести его пациенту. Бертран ответил мгновенно:

– Несмотря на побои, мне повезло больше, чем другим, я жив.

Врач подбодрил его взглядом, сказал:

– Я могу распорядиться, чтобы вас завтра же вывезли на родину. Встретитесь с психиатром. В следующие несколько месяцев у вас возникнет немало тяжелых вопросов, к себе и миру.

Бертран задумался, вспомнил о кольце. Оно рассказывает историю своего хозяина. Я должен ее прожить, эту историю.

Он решил остаться в Хартуме.

– Это трудно объяснить, но мне нужно быть здесь. Хочу выздоравливать и снова начать жить в Африке.

Врач кивнул – одобрительно, и молодой человек потребовал «адрес Лолы Милан. Я знаю, он есть в моем деле. Иначе не отвечу больше ни на один вопрос».

Доктор пообещал и сдержал слово: вечером 5 января Бертран дрожащей рукой записывал адрес и номер телефона Лолы в Германии. Сердце спотыкалось, сбивалось с ритма. Он снял трубку. Линия оказалась отключенной. Они переехали, это точно. Конечно, но Лола наверняка перевела почту на новый адрес. Он достал из ящика открытку, дошел до коридора, и тут ему стало плохо.

Час спустя медсестра принесла чистый конверт. Бертран не стал менять текст. Добавил дату 05.01.12, фразу «Надеюсь очень скоро увидеться» и попросил брата отправить заказным.

В ответ на недоумевающий взгляд Ксавье он подтвердил железным тоном:

– Я начну с того места, на котором застопорился.

Врач улыбнулся. На следующий день он сделал все, что требовалось, а родителям Бертрана сказал:

– Это очень хороший знак – ваш сын возвращается к жизни и хочет продолжить с того места, на котором возникла насильственная пауза.

В начале воскресного вечера 8 января 2012 года Франк сидел за компьютером в своем доме в Германии. Он исправлял цифры Камински (партнеров не выбирают), поедая мюсли с молоком. Из телевизора, настроенного на французский кабельный канал, доносился голос мадам Шазаль. Воздушное сообщение восстановлено, Бертрана Руа скоро вернут домой. На секунду подняв нос, он машинально отметил короткие рукава и коралловый цвет ангорского свитера ведущей, которая в этот момент извинялась, что не может представить зрителям следующую гостью – «снегопад нарушил все планы!».

Франк вернулся к кривым и диаграммам, выправленным красным маркером. Потер затылок. Голос журналистки перешел на радостный фальцет, и она возвестила: «Завтра будет сол-неч-но!» Инженер убрал звук – ему хотелось гаркнуть в ответ, что на его берегу Рейна небо остается омерзительно свинцовым! Заснеженные ели тянутся черными стволами вверх, прямые, как дороги на его чертежах. Черный. Белый. Красный. Свет. Снег.

Солнце.

В глубине комнаты, за плоским экраном, Франк заметил девицу в темно-красном платье. Она беседовала со стенами. Асфальт дорог, автобанов и взлетно-посадочных полос. Инженеру дико захотелось пива. Он встал, прошел мимо телевизора и вдруг зацепился взглядом за силуэт в белом кресле. Черт! Бывшая соседка с улицы Эктор! Он хотел сделать громче, но тут зазвонил телефон, и на дисплее появилось лицо Камински.