Гидеон, молодой человек на вид лет двадцати, имел хорошие манеры и уравновешенный характер. Его не слишком длинные черные волосы были безупречно ухожены. Как и отец, он был в бархатном пиджаке. Единственным намеком на экстравагантность была сорочка с рюшами и шейным платком вместо галстука. Она придавала завершающий штрих его невыносимо романтическому облику, но абсолютно естественное поведение Гидеона помогало сгладить впечатление.

Сейчас он разговаривал с Прунеллой Фостер, которая очень напоминала свою мать в том же возрасте: восхитительно хорошенькая и невероятная болтушка. Верити никогда не могла понять, о чем говорит Прунелла, так как та имела привычку разговаривать почти шепотом. При этом она часто кивала и загадочно улыбалась, потому что это было модно; одета она была в дорогие тряпки, которые имели такой вид, будто частично были сшиты из лоскутного покрывала. Из-под этого, предположительно вечернего, наряда выглядывали грубые ботинки.

Доктор Филд-Иннис был истинным спасением для всех в Верхнем Квинтерне. Младший сын бригадного генерала, он вместо военной избрал медицинскую карьеру и женился на женщине, которая иногда выигрывала на скачках, но чаще терпела поражение.

С викарием мы уже встречались. Звали его Уолтер Клаудесли, и служил он в очень красивой старинной церкви, насчитывавшей теперь, как ни печально, всего около двадцати прихожан, хотя некогда их число доходило до трехсот.

«В целом, – подумала Верити, – это вполне предсказуемый верхне-квинтернский званый ужин, правда, с непредсказуемым хозяином и в необычной обстановке».

Все пили коктейли с шампанским.

Сибил, сверкая, рассказывала мистеру Маркосу, как он умен, и захлебывалась от восторга от его дома. Верити не переставал удивлять ее талант в разговоре с мужчинами делать самые заурядные замечания так, будто бы они содержали некий шаловливый намек. Она жестом пригласила мистера Маркоса сесть рядом с ней на диван, но он, судя по всему, не заметил этого и остался стоять. «Не сомневаюсь, – подумала Верити, – потом она скажет мне, что он прекрасно умеет подать себя в обществе».

Стоя на коврике перед камином, мистер Маркос с удовлетворением наблюдал за своими гостями.

– Очень мило, – сказал он. – Мое первое квинтернское «мероприятие». На самом деле это нечто вроде крестин дома, не правда ли? Как чудесно, что вы смогли прийти, викарий.

– Разумеется, я благословляю его, – излишне самодовольно изрек викарий. Он с удовольствием приканчивал уже второй коктейль.

– И кстати, состав гостей не ограничится только квинтернцами. Должен прибыть еще кое-кто. Надеюсь, он не слишком запоздает. Это человек, с которым я познакомился в Нью-Йорке, некто Бейзил Шрамм. Я нахожу его, – мистер Маркос сделал небольшую паузу, и странная улыбка заиграла на его губах, – весьма интересным. Он позвонил мне сегодня утром совершенно неожиданно, сообщил, что собирается практиковать где-то в наших краях и приедет сегодня вечером. Мы обнаружили, что его путь будет пролегать через Верхний Квинтерн, и я спонтанно пригласил его на ужин. Он немного нарушит баланс за столом, но, надеюсь, никто не поставит мне это в упрек.

– Американец? – спросила миссис Филд-Иннис. Голос у нее был хриплый.

– По рождению – швейцарец, кажется.

– Он будет кого-то замещать или собирается открыть постоянную практику? – поинтересовался доктор Филд-Иннис.

– Последнее, полагаю. В каком-то то ли отеле, то ли доме престарелых, то ли санатории. «Рен-что-то».

– Не в «Ренклоде» ли? – воскликнула Сибил, всплеснув руками.

– Вот-вот, я же чувствовал, что название напоминает мне о несварении[75]. Конечно, в «Ренклоде», – подтвердил мистер Маркос.

– Так вот куда он направляется, – произнес доктор Филд-Иннис.

Этому совпадению, если можно его так назвать, было уделено большое внимание. Потом разговор перешел на садовников. Сибил взволнованно представила присутствующим свою находку. Мистер Маркос принял вид важного господина, и когда Гидеон спросил, не наняли ли они этого нового человека, небрежно ответил, что наняли, но он еще не знает его имени. Верити, которая в душе была совершенно аполитична и с виноватым видом прохаживалась справа налево и обратно, почувствовала, как в ней закипает ярость. Она заметила, что мистер Маркос смотрит на нее так, словно видит насквозь.

Он пододвинул к ней свой стул.

– Мне очень понравилась ваша пьеса, – сказал он. – Думаю, на настоящий момент это ваша лучшая вещь.

– В самом деле? Спасибо.

– Очень умно с вашей стороны уравновешивать проницательность воспитанностью. Вот только я хотел спросить…

Он с большим пониманием говорил о ее пьесе, и Верити вдруг пришло в голову, что в Верхнем Квинтерне не было ни одного человека, с которым она когда-либо обсуждала свою работу, и сейчас она чувствовала себя так, словно произносила правильные реплики в каком-то «неправильном» театре. Поймав себя на том, что слишком горячо говорит о собственном сочинении, она осеклась.

– Простите, я разговорилась на профессиональные темы.

– И что? Что в этом плохого? Особенно если ваша профессия – из области искусства.

– А ваша?

– О, – вздохнул мистер Маркос, – моя – тоска зеленая. – Он взглянул на часы. – Шрамм опаздывает-таки. Боюсь, заблудился в кентском Уилде. Не будем его ждать. Скажите мне…

И он снова погрузился в обсуждение пьесы. Вошел дворецкий. Верити ждала, что он объявит – обед, мол, подан, но вместо этого он торжественно произнес:

– Доктор Шрамм, сэр.

Когда доктор Шрамм вошел в гостиную, Верити показалось, что весь мир как-то сдвинулся. У нее пересохло во рту.

– А ведь с вами мы уже встречались, – сказал доктор Шрамм, когда Николас Маркос подвел его к Верити. – Какое-то время назад.

IV

«Если быть точным, двадцать пять лет назад», – подумала Верити. Нелепо, почти смехотворно было спустя двадцать пять лет чувствовать себя выбитой из колеи из-за его появления.

– В таких случаях говорят: мир тесен, – заметил доктор Шрамм.

Он любил делать подобные замечания. И всегда точно так же посмеивался при этом, поглаживая усы.

«А ведь поначалу он меня не узнал, – подумала Верити. – Будет мне наукой».

Доктор Шрамм в сопровождении мистера Маркоса перешел к камину и с небольшим перерывом осушил два бокала. До Верити донеслись его объяснения по поводу того, что он пропустил поворот на Верхний Квинтерн.

Но почему «Шрамм»? – терялась она в догадках. Мог бы взять двойную фамилию, если «Смит» недостаточно хороша для него. И «доктор»? Значит, он в конце концов все же получил диплом.