– Что ты сказала? Прозвучало как-то иронично.

– Я надеюсь, это пойдет тебе на пользу.

– Я написала лично ему, и он сразу же ответил. Прелестное письмо: очень сочувственное и информативное.

– Прекрасно.

Когда Сибил хотела уклониться от ответа, она всегда говорила очень быстро, причем неестественно высоким голосом. Именно так она заговорила сейчас, и Верити могла дать голову на отсечение, что подруга в этот момент теребит волосы на затылке.

– Дорогая, – закудахтала Сибил, – не угостишь ли меня вареным яйцом? На завтрак. Завтра.

– Разумеется, – ответила Верити.

Когда Сибил приехала на следующее утро, Верити удивило то, что подруга и впрямь выглядела неважно. У нее был плохой цвет лица, и она явно похудела. Но кроме того у нее был несколько – как бы это выразиться – отсутствующий вид, на лице словно застыла маска. Это было минутное впечатление, и Верити даже засомневалась, не почудилось ли ей. Она спросила Сибил, была ли та у врача, и получила раздраженный отчет подруги о посещении клиники в Большом Квинтерне, ближайшем городе. Какой-то неизвестный врач, по ее словам, «посуетился над ней» со стетоскопом, «накачал ей руку» и «отправил к какой-то тупой медсестре для дальнейших унижений». Вот почему у Сибил сложилось твердое впечатление об их полнейшей профессиональной отчужденности. Больного могло бы ветром сдуть прямо перед ними – они бы и глазом не моргнули.

– Самый апатичный мужчина, какого я видела, с кольцом-печаткой на пальце. Ну, ладно, я снобка, – сердито призналась Сибил и всадила нож в свою отбивную.

В конце концов она свела-таки разговор к садовнику. Брюс, как всегда, был «идеален». Он заметил, что у Сибил измученный вид, и принес ей в подарок раннюю репу.

– Помяни мое слово, – сказала она, – в этом мужчине что-то есть. Ты, конечно, можешь относиться скептически, но это так.

– Если вид у меня скептический, так это потому лишь, что я не понимаю, что именно ты разглядела в этом самом Брюсе?

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Если уж быть до конца откровенной и прямой, – породу. Вспомни, – сказала она неожиданно, – Рамси Макдональда[77].

– Ты считаешь, что Брюс – незаконнорожденный отпрыск какого-то аристократа?

– Странные вещи случались и прежде, – загадочно произнесла Сибил. Она минуту-другую неотрывно смотрела на Верити, потом беспечно добавила: – Ему не очень уютно у своей ужасной сестрички Блэк – крохотная темная комнатенка, даже вещи негде разложить.

– Вот как?

– Да. Я подумываю, – поспешно закончила Сибил, – о том, чтобы поселить его в конюшенном доме, ну, ты знаешь – в бывшей кучерской квартире. Нужно будет, конечно, привести ее в порядок. По-моему, хорошая идея – дом не будет пустовать в наше отсутствие.

– Ты бы поостереглась, милая, – сказала Верити, – а то не успеешь оглянуться – окажешься королевой Викторией для этого Брюса Брауна[78].

– Не будь смешной, – ответила Сибил.

Она безуспешно пыталась заставить Верити назвать точную дату, когда та приедет к ней в «Ренклод» на диетический обед.

– Это меньшее, что ты можешь для меня сделать, – жалобно сказала она. – Я окажусь там совершенно одна, среди зануд, и мне будет смертельно не хватать сплетен. А кроме того, ты сможешь рассказать мне новости о Пру.

– Но в повседневной жизни я не вижусь с Пру.

– Пригласи ее на обед, дорогая, расспроси…

– Сиб, да она умрет со мной от скуки.

– Ошибаешься, ей это очень понравится. Ты же знаешь, как она тобой восхищается. Бьюсь об заклад, что с тобой она будет откровенна. В конце концов, ты же ее крестная.

– Одно из другого не вытекает. Даже если она и разоткровенничается, я ничего не расслышу.

– Да, такая трудность существует, я знаю, – согласилась Сибил. – Ты должна попросить ее говорить погромче. В конце концов, ее друзья как-то же ее понимают. Гидеон Маркос, к примеру. Но это еще не всё.

– Что значит «еще не всё»?

– Это еще не все мои беды. Догадайся, кто объявился.

– Понятия не имею. О нет! – воскликнула Верити с искренним испугом. – Только не Противный Клод. Не говори мне, что это он!

– Именно он. Он отплыл из Австралии несколько недель тому назад и направляется домой на корабле под названием «Посейдон» в качестве стюарда. Я получила от него письмо.

Молодым человеком, о котором говорила Сибил, был Клод Картер, ее пасынок от первого брака, о котором многие, помимо Верити, не могли сказать ничего хорошего.

– О, Сиб, – только и произнесла она, – мне очень жаль.

– Он хочет, чтобы я прислала ему сто фунтов на Тенерифе.

– Он собирается в Квинтерн?

– Дорогая моя, он этого не говорит, но, конечно же, собирается. А за ним, вероятно, и полиция, преследующая его по пятам.

– Пру знает?

– Я сообщила ей. Она, разумеется, в ужасе. Как только станет известно, когда он сюда нагрянет, собирается сбежать в Лондон. Вот почему еще, кроме всего прочего, я так стремлюсь в «Ренклод».

– Он останется здесь на какое-то время?

– Думаю, да. Как обычно. Я не могу этому помешать.

– Само собой. В конце концов, он…

– Верри, он получает очень щедрое содержание по отцовскому завещанию, но все спускает. Мне вечно приходится вызволять его из всяких передряг. А что хуже всего – но это только для твоих ушей, – когда я отправлюсь на тот свет, он получит все, что его отец оставил мне на жизнь. И одному богу известно, что он сделает с этим наследством. Он уже побывал в тюрьме, и рискну предположить, что он принимает наркотики. Наверняка мне придется и впредь раскошеливаться.

– Значит, он приедет и найдет здесь… кого?

– Либо Берил, которая будет присматривать за домом, либо миссис Джим, которая ей помогает и делает генеральную уборку, либо Брюса, если это будет один из его рабочих дней. Им всем дано строжайшее указание: говорить, что я в отъезде и дома никого нет. Разумеется, если он будет настаивать, чтобы его впустили, никто не сможет его остановить. Безусловно, он может… – Последовала долгая пауза. У Верити появилось дурное предчувствие.

– Может – что? – спросила она.

– Дорогая, я не знаю точно, но он может позвонить тебе. Просто чтобы разузнать.

– И что ты хочешь, чтобы я сделала?