В течение следующей недели Куджен изменил настройки так, чтобы слышать Джедао, не давая ему услышать себя. В отличие от Эсфареля, генерал не разговаривал сам с собой. Если бы не показания приборов, Куджен мог бы подумать, что его подопытный умер.

Он начал разбирать конструкцию, которую соорудил, чтобы стабилизировать Джедао, намереваясь заново встроить в неё желание умереть.

После семи месяцев и трех дней полной изоляции Джедао нарушил молчание.

– Нирай-чжо? Вы здесь? умоляю…

Его голос дрожал.

Куджен не ответил. Вместо этого он принялся за тщательный труд по подавлению воспоминаний Джедао, раз уж тот сломался. Если Куджену суждено провести вечность в чьем-то обществе, пусть этот кто-то будет приятной компанией. Эсфарель в «черной колыбели» сошел с ума, но с тех пор Куджен придумал кое-что получше. К тому же генерал, раз уж он продержался до сих пор, был более стойким.

Через шестнадцать дней после того, как Джедао заговорил, Куджен заметил, что он бьется в конвульсиях. Приборы это не фиксировали, но он, будучи ревенантом, все чувствовал сам. Эсфарель тоже так делал, когда только стал немертвым и пытался выяснить, как убить себя.

Восемьдесят три дня спустя, когда Куджен уже думал, что может перейти к следующему этапу, Джедао снова заговорил, очень тихо.

– Куджен, пожалуйста. Мне вас не хватает. Здесь так темно. Вы… вы тут?

Это был не страх.

Это было одиночество.

Куджен, так уж вышло, знал: даже монстрам нужно общество. Или, во всяком случае, публика.

– Заткнись, – сказал он с внезапным раздражением. Единственной причиной, по которой они оказались в такой ситуации, была нелепая стратегия Джедао. – Заткнись, заткнись, заткнись.

Джедао все еще не слышал его. Ничего не слышал.

Куджен вернулся к работе.

Куджен задумался о Махаре. Он взял блестящего молодого студента и необратимо его испортил, оказал ему услугу, какой не смог бы оказать никто другой, пообещал ему роскошь, власть и жизнь брата в обмен на использование его тела. С учетом обстоятельств, якорь вел скромную жизнь, но это было его дело.

Куджен четко изложил условия. Он уже давно понял, что в таких вещах лучше быть откровенным. В справедливом мире он должен был превратиться в кучку праха под каким-нибудь камнем, а не торчать среди живых, паразитируя на себе подобных, но справедливость его никогда не заботила.

Давным-давно один наставник сказал ему, что он может сделать много хорошего с его удивительной одаренностью в технических областях. Восстановительная психохирургия беженцев и ветеранов. Новые, лучшие мот-двигатели. Время от времени – статьи об алгебраической топологии. Он мог бы сделать все это – и, в конце концов, сделал, – но ничто не меняло того факта, что однажды он умрет.

Как оказалось, можно починить календарь, чтобы обмануть смерть. Даже Рахал не умели делать с календарем то, что умел Куджен. Конечно, не обошлось без издержек. Календарь сделал поминальные церемонии еще более вездесущими, чем в детстве Куджена.

Бессмертие не превращает человека в чудовище. Оно просто показывает ему самому, каким чудовищем он и так уже является. Нирай Куджен мог бы предупредить своих собратьев-гекзархов, но куда интереснее будет наблюдать, как они сами это обнаружат.

Кируев с трудом удержалась, чтобы не уставиться на дверь в командный центр. Продолжающееся отсутствие Джедао во время участия в боевой операции было проблемой, но если Кируев оцепенеет, станет ещё хуже. Кроме того, инструкции Джедао, хоть и требующие большой веры, были недвусмысленны.

Первый рой Хафн (как он теперь обозначался на тактическом дисплее) всё ещё направлялся в их сторону со стороны Паутины. На пути противник должен свернуть к Башне Минан. Второй рой Хафн все ещё пребывал в беспорядке после того, как бомбы уничтожили часть его левого нижнего фланга (относительно ориентации роя и его оси движения), но она не могла рассчитывать на то, что это продлится долго.

Со своей стороны, Минан имела стандартную защиту для волчьей башни. Хорошая новость заключалась в том, что они находились глубоко внутри пространства гекзархата с его благоприятной топологией. Раздражающая способность Хафн использовать собственную экзотику в гекзархате не мешала Башне Минан применять защиту в соответствии с высоким календарем. Плохая новость подразумевала, что её оборонные системы не были созданы для продолжительного использования. Никто не ожидал, что захватчик заберется так далеко в глубь их космоса, пусть это и была пограничная провинция.

– Мы вступим в бой, генерал? – спросила Джанайя.

– Всем подразделениям – вывесить знамя «Двойка шестерней», – сказала Кируев, стараясь говорить бесстрастно. – Активируйте основную опорную точку и будем сближаться, но осторожно. – Она уточнила параметры. Как и большинство щитовых формаций, «Ножи – это наши стены» давала лишь кратковременную защиту, но лучше так, чем позволить Хафн их отдубасить. – Сканирование, что там происходит?

– По нашим оценкам, тридцать мотов Хафн из восьмидесяти двух мертвы или выведены из строя, – ответил дежурный. – Я различаю четыре типа мот-двигателей, два из которых мне незнакомы. – Знакомыми были «сирени» и «магнолии». – Видимо, это какие-то вспомогательные суда, учитывая их расположение далеко позади боевых кораблей.

Дежурный по оружию, до сих пор хранивший молчание, внезапно заговорил:

– Сэр, идут еще моты. Посмотрите, как они перегруппировываются, чтобы очистить территорию для союзников.

Кируев согласилась. Второй рой Хафн не собирался в знакомую конфигурацию «две тарелки с перемычкой». Его боемоты образовывали что-то вроде полукруглого панциря вокруг скопления медленно движущихся кораблей.

«Иерархия пиршеств» достигла опорной точки формации, и эффект щита включился. Он был незаметен человеческим глазом, и Кируев из-за этого нервничала, когда была моложе, но данные сканеров показывали, что все в порядке. Хафн, похоже, обнаружили щит. Выпустив первый залп ракет, похожий на ливень заблудившихся звёзд, они прекратили огонь.

– Сэр! – крикнул дежурный по сканированию. – Вот они.

Рядом с Вторым роем Хафн возникли новые корабли противника. Одна группа имела несчастье материализоваться почти вплотную к поврежденному ранее моту. Он сгинул в ужасной вспышке и поджег ещё два ближайших корабля.

В рое Кел было сто пять мотов. К битве присоединились более ста пятидесяти мотов Хафн, и это не считая те семьдесят один, что мчались обратно к ним и могли ударить известным экзотическим оружием, при сохранении нынешнего ускорения, уже через двадцать четыре минуты.

Весь командный центр был залит огнями – красными и золотыми, золотыми и красными. Иногда Кируев думала, что Кел до мозга костей боятся умереть во тьме, где ни одна свеча не заменит погребальный костер.