— А со мной вам было весело, Юнис? — негромко спросил лорд Уиндроу.

Она остро взглянула на него, но не сделала замечания за то, что он назвал ее просто по имени.

— Да. Вы забавный — умный, и быстро схватывающий, и остроумный, и непочтительный.

— По описанию я получаюсь невыносимым занудой, — сказал он.

— О, — добавила Юнис, — еще вы красивый, и… привлекательный, и хорошо целуетесь. Не то чтобы мне было с чем сравнивать, но я бы очень удивилась, если бы самая искушенная куртизанка со мной не согласилась. Теперь ваше тщеславие удовлетворено?

Он медленно улыбнулся:

— Мы приехали. Идемте знакомиться с моей матерью. Кстати, на всякий случай мы ее предупредим, что могут появиться еще двое гостей, которые, к сожалению, задержались в «Павлине» из-за неисправности кареты, и не исключено, что после починки они просто вернутся в Холлингс.

— Ох, — вздохнула Юнис, — за последние несколько дней мне пришлось врать больше, чем за всю мою жизнь. С завтрашнего дня — ни слова лжи.

В сопровождении лорда Уиндроу она вошла в величественный особняк Нортон-Парка и поднялась по изогнутой лестнице в гостиную, где их ждала леди Уиндроу с теплой улыбкой на хрупком лице.

— Чарлз, — произнесла она, когда сын заключил ее в свои объятия, поцеловал в щеку и поздравил с днем рождения, — когда ты уезжал в Холлингс, я сказала тебе, чтобы ты даже не вздумал возвращаться на мой день рождения. Десять миль — это долгий путь.

— Разве я мог не приехать в такой день, мама? — возразил он. — Разве я хоть раз пропустил твой день рождения?

Он повернулся, продолжая одной рукой обнимать ее за талию, и посмотрел на Юнис, присевшую в реверансе.

— Кроме того, — добавил лорд Уиндроу, — у меня был еще один повод для приезда, и он приведет тебя в восторг, поскольку ты донимаешь меня уже не первый год. Позволь представить тебе мисс Годдар, леди, которой я собираюсь в один из ближайших дней, как только обстоятельства и обстановка будут подходящими, сделать предложение руки и сердца. Кажется, мне пора совершить тот самый поступок, который страшит всех без исключения мужчин, хотя внезапно он перестал казаться мне таким пугающим, а, наоборот, сделался бесконечно желанным. Самое время остепениться.

Он спокойно улыбнулся Юнис, бросившей на него короткий укоризненный взгляд. Брови ее взлетели вверх, щеки порозовели, но она любезно поздравила его мать с днем рождения.

— Что это такое? — прислушавшись, спросила Анджелина.

Эдвард счел вопрос риторическим, поскольку даже полный имбецил не мог не понять, что они только что услышали, но Анджелина ждала ответа, широко распахнув глаза и страшно побледнев.

— Это карета уезжает от гостиницы, — ответил он. — Наверняка Уиндроу. Он везет Юнис и, вероятно, ее горничную в Нортон-Парк на обед к леди Уиндроу.

— Не дождавшись нас?

Темные глаза распахнулись еще шире, если такое вообще возможно.

— Полагаю, они питают надежду пообедать до наступления полуночи и боятся, что эта надежда рухнет, если они задержатся еще немного. Полагаю, они понимают, что нам с вами нужно кое в чем разобраться. И безусловно, Уиндроу не особенно радуется мысли, что нам придется ехать в одной карете после того, как я его ударил. Тот факт, что он не дал мне сдачи и не принял мое приглашение выйти во двор, разумеется, указывает на то, что он является частью плана Юнис и, возможно, даже зачинщиком. А уж Юнис позаботилась об успешном исполнении своего плана, хотя моя вспышка насилия ее встревожила, и сочла вполне подобающим (а может быть, ее убедили счесть это подобающим) оставить нас тут одних, чтобы мы могли во всем разобраться.

— План мисс Годдар, — сказала Анджелина, — заключался в том, чтобы я оставила для вас письмо, а вы бы поспешили догнать нас и спасти ее от лорда Уиндроу. А вы почему-то позволили ему уехать вместе с ней.

— Я бы с удовольствием прочитал когда-нибудь это письмо, — отозвался Эдвард. — Полагаю, это великолепный образчик готической литературы. Но перед тем как помчаться спасать вас, я прочитал письмо Юнис. Написанное в сдержанном тоне, оно было составлено весьма умно и вполне эффективно. И, как видите, я здесь.

Эдвард начинал слегка злиться, причем совсем в другом духе, чем злился несколько минут назад. Похоже, он был общей марионеткой и плясал под дудку всех и каждого. Во всяком случае, под дудку Юнис — это точно, да еще и этого проклятого Уиндроу. У леди Анджелины не так хорошо получалось дергать за ниточки.

— Что вы сказали?

Она внезапно нахмурилась.

— Когда?

— Как раз перед тем, как уехала карета.

— Я люблю вас, — повторил он, глядя прямо ей в глаза.

«И именно тебя мне хочется трясти до тех пор, пока зубы не застучат». Впрочем, этого он вслух не произнес. Все это часть одного и того же чувства. Она его пленяет и раздражает. Воодушевляет и бесит. Он ее обожает, но запросто может задушить, пусть это всего лишь фигура речи. Нет, их брак не может быть заключен на небесах. В их совместной жизни не будет места безмятежному спокойствию. Но одно тут несомненно. Он знает, что живет, пока он с ней, какого бы дьявола это ни значило.

Но какого бы дьявола это ни значило, именно оно и определяет все. И Эдвард даже не был уверен, что это означает.

— Я люблю вас, — добавил он, поскольку Анджелина молчала, что было совсем не похоже на нее.

Казалось, что на ее лице остались одни глаза. И в них блестели непролитые слезы.

— Неправда, — голос прозвучал обвиняюще, — вы не верите в любовь.

— Если я и сказал что-нибудь настолько глупое, — ответил он, — я наверняка лгал. Я люблю свою мать, и сестер, и бабушку, и племянников с племянницами. Я даже деда люблю. И еще я люблю вас, но совсем по-другому. И собираюсь снова просить вас выйти за меня замуж. Я сделаю это, когда мы вернемся в Холлингс и когда выпадет удачный момент. И на этот раз я не собираюсь опускаться на колено. Того, кто завел эту нелепую традицию, нужно выпороть на конюшне, да только я предполагаю, что он давно умер.

Анджелина улыбалась сквозь слезы.

— Я этого от вас и не потребую. Но с чего вы решили, что я скажу «да»?

Он сердито погрозил ей пальцем:

— Хватит игр. Мы наигрались на всю оставшуюся жизнь, Анджелина. Все, они закончены. Я собираюсь сделать тебе предложение, потому что я люблю тебя и не смогу без тебя прожить счастливую, полноценную жизнь. А ты выйдешь за меня замуж, потому что любишь меня.

Его окатило волной неуверенности, но он мысленно отогнал ее. Настало время настоять на своем. Он чувствовал, что ему придется заниматься этим всю жизнь — за исключением тех случаев, когда она сумеет сбить его с толку каким-нибудь безумством или он просто решит потакать ей, потому что не захочет настаивать на своем.