– Если ее сложить вот таким образом, – парировал я ее выпад, – и вот так ручкой подвигать, то получается что-то вроде веера.

– Ну, если ты сам будешь ею махать, – чуть улыбнулась она, – тогда еще терпимо.

Мы некоторое время болтали о чем-то несущественном, после чего я плавненько повернул разговор на вопросы генеалогии, которые на тот момент волновали меня куда больше, нежели все остальное. Как раз в это время в проходе вагона появилась продавщица мороженого, с грохотом толкающая перед собой окованную железом тележку.

– Не желаешь мороженого? – полез я в карман за деньгами.

– Я бы лучше пообедала, – недоверчиво поджала губы Сандрин. – В ваших поездах присутствует вагон-ресторан?

– Естественно, – почти обиделся я, – ив некоторых из них кормят вполне прилично.

Сандрин легко поднялась с места, всем своим видом показывая, что готова отправиться на обед немедленно. Но поскольку я вставать не спешил, брови моей спутницы недоуменно поползли вверх.

– Беспокоюсь за наши вещи, – кивнул я в направлении ее знаменитой сумки.

– Куда же они могут пропасть, если поезд движется? – искренне удивилась она.

– Еще как могут, – утвердительно кивнул я, – да так, что и концов не найдешь.

– Каких таких концов? – не поняла она.

– Материальных, – раздраженно буркнул я. – Поэтому на твоем месте я обязательно взял бы ее с собой. Бери и пойдем, пока там очередь не набралась.

Несмотря на мои опасения, особой очереди в вагоне-ресторане не наблюдалось. Наверное, в связи с тем, что время обеда давно прошло, а время ужина еще не наступило. Выбрав еду по вкусу, мы продолжили наш так не вовремя прервавшийся разговор.

– Уж раз мы взяли с собой наши вещи, – первой начала француженка, – то могу показать тебе получившуюся схему. Смотри, – извлекла она из внутреннего кармана сумочки сложенный вчетверо лист бумаги. – Ты утверждаешь, что у Антона Ивицкого было трое сыновей: Людвиг, Тимофей и Роберт. Роберт, самый младший из них, предположительно родился в 1807 году. А вот что выяснила я. У него самого родился сын Владимир Робертович в 1832 году. В свою очередь, в 1857-м у Владимира родился сын Алексей Владимирович. У Алексея в 1881 году рождается сын Олег Алексеевич. В 1917-м, после вашей революции, когда Олегу было 36 лет, он эмигрирует во Францию через Финляндию. В одном из писем упоминается, что они ехали по льду всю ночь, страшно опасаясь застудить ребенка. Надо сказать, что в 1912 году у его жены Ксении родился сын Константин. А дочь Лидия Олеговна появилась на свет в 1918-м. Был, кстати сказать, и еще один младший брат, о котором я почти ничего не знаю. Единственно, что о нем известно, – его звали Мартэн, и с ним во время Второй мировой войны случилось нечто крайне нехорошее. Короче говоря, эта тема была у нас в семье под запретом. Ее старались не касаться даже случайно. И вот именно здесь происходит как бы разрыв в преемственности поколений. Константин Олегович так и остается во Франции, а Лидия вскоре выходит замуж за польского богача.

– Ты, значит, принадлежишь к ветви Константина? – на всякий случай уточнил я.

– Именно так, – взмахнула ресницами Сандрин, – поскольку у него в 1935 году рождается сын Вольдемар Константинович, мой дедушка. Мама родилась в 1955-м, приняв фамилию Андрогор в 77-м, а я, соответственно, появилась в 79-м.

– Никогда бы не поверил, что тебе 24, – заметил я, – на вид больше девятнадцати не дашь.

– Спасибо, – неожиданно засмущалась Сандрин, – вот уж не думала, что ты способен на комплименты.

– Извини, – в свою очередь почувствовал я неловкость, – как-то с самого начала мы с тобой были только партнерами в некоем предприятии. Но это дело легко исправить.

Я повернулся к проходящей мимо нашего столика официантке и поманил ее рукой.

– Желаете еще чего-то? – меланхолично взглянула та на меня.

– Наверное, надо выпить винца? – перевел я взгляд на Сандрин.

– После обеда? – удивленно повела она головой. – Нет, в такую пору у нас обычно пьют коньяк.

– Коньяк, будьте любезны, – вновь повернулся я к официантке, – граммов двести. Да, и широкие бокалы не забудьте!

Под действительно неплохой «Арагви» наша задушевная беседа продолжилась. Но, несмотря на то что настроение благоприятствовало перейти к более близким контактам, наш разговор вновь повернул на животрепещущую тему.

– Так вот что я думаю, – придвинулась ко мне вплотную девушка. – Даже не думаю, а совершенно уверена в том, что перемещенный клад монет, яму от которого ты нашел в Белоруссии, так и остался невостребованным. Во всяком случае, до Второй мировой войны.

– Откуда такая уверенность?

– Потому что те, кто мог отыскать его, все время находились под давлением неблагоприятных обстоятельств. Им постоянно мешали то вооруженные конфликты, то революции, да и личные трагедии не следует сбрасывать со счетов. К тому же те, кто по возрасту могли заняться поисками, как назло оказывались в таком положении, когда никак не могли это сделать по тем или иным причинам. Вдобавок ко всему французские сокровища оказались на территории, где впоследствии был образован СССР, а после 17-го года попасть туда стало огромной проблемой.

– Но Лидия-то, – заметил я, – она же оказалась в нужном месте! Может быть, совершенно случайно, но оказалась.

– Тут тоже не так все просто, – пожала плечами Сандрин. – И никакой особой случайности здесь не было. Неужели ты не помнишь, что Советский Союз громил Польшу с востока, едва Гитлер разделался с ее войсками на западе? Вот тебе и причина, как, не трогаясь с места, можно было оказаться в соседнем государстве. Мне представляется, что она не по своей воле оказалась в России, причем в крайне бедственном положении. С малышами на руках, скорее всего без мужа, который как образованный и зажиточный поляк мог быть арестован НКВД, а может, даже и убит. Нет, по моему разумению, если бы даже Лидия и имела точные координаты места захоронения клада, осуществить его изъятие она физически не могла. Да и вообще… У нее тоже подрастала дочка, а не мальчик. Девушке изначально крайне непросто участвовать в подобного рода мероприятиях. Если б не ты, – игриво сверкнула глазами девушка в мою сторону, – я бы тоже ограничилась чисто теоретическими изысканиями. Но с таким энергичным спутником не страшно пускаться в самые отчаянные авантюры.

Так, за приятным разговором, полным игривых намеков и двусмысленных комплиментов, пролетело более двух часов. Потом мы покинули ресторан и вернулись в вагон. Поиграли с соседями в «подкидного дурака», попробовали совместно разгадать кроссворд в забытой кем-то газете, попили чаю… А последний час просто молчали, задумчиво глядя, как мимо вагонного окна проносятся распушившиеся по случаю приближающегося лета тощенькие белорусские березки. Между тем поезд прибыл в Полоцк практически по расписанию, опоздав не более чем на пять минут. Мы вышли на привокзальную площадь, прекрасно знакомую мне по прежним поездкам, и невольно остановились в замешательстве.