Теперь мы с Разумовским закашлялись уже одновременно Я едва себе горло не разодрал, пытаясь как-то определиться с застрявшим в нем коньяком. Проклятый напиток никак не мог разобраться, куда хочет идти — вперед или назад. Наконец я справился с этой бедой и, вытерев навернувшиеся на глаза слезы, прохрипел:

— Хватит, сдаемся… У нас разные весовые категории. Ты лупишь крупнокалиберными снарядами. Это травмирует.

— Что здесь такого? — пожал плечами Зимин. — По-моему, все очень просто. У меня никогда не было высшего образования… Я диплом потом купил. Но у меня мозг на зарабатывание денег настроен. Я где-то читал, что Пушкину его стихи давались без особого труда… Нет, конечно, работал он — дай Бог каждому, но для нашего уровня… Короче говоря, у него мозг был настроен на рифмовку. Он был гением, и ему создание таких стихов казалось нормальным и естественным, наверное, он удивлялся, почему и другие так не могут. «Наверное, не хотят…» Понимаете? А у меня башка на зарабатывание денег повернута. Я на что ни смотрю, сразу прикидываю — как на этом можно деньги сделать. И любую возможность использую. Я знаете как начинал? Не на России, а на Америке деньги делал. У них там есть вещи, которые на вывоз стоят значительно дешевле, чем для продажи внутри страны. Берешь партию такого экспорта и тут же ввозишь его им обратно. И продаешь. Но уже по «внутренним» ценам. Причем рекламу этому товару они делают сами, хоть и для той части, которая внутри страны продается. Американцы этот товар знают, качеству доверяют и покупают. У них нет таких законов, чтоб купленное нельзя было обратно ввозить. Злятся, конечно, но… Вот я этот момент подметил и воспользовался. Взял кредит — тогда еще кредиты легко давали — и купил партию товара. Сначала все подсчитал на бумажке — сошлось… А дальше уже легче было. У людей был голод на разные зарубежные товары — и надо, и не надо — все сгребали с прилавков. Я поначалу техникой занимался. Сначала перепродавал, а теперь и сам произвожу… Я в этой стране деньги в оборот пускаю, да и западные инвестиции привлекаю. У меня несколько совместных предприятий есть. Наша экономика от этого крепнет? По крайней мере, должна крепнуть, а уж почему она разваливается, так это с других ребят надо спросить, с тех, которые ничего не производят, но карманы за счет тех законов, которые сами придумывают, набивают плотно… А я произвожу. У меня даже завод свой есть. Маленький, но в России таких всего два. Один мой, а другим один артист известный владеет. У меня две фирмы занимаются электроникой. Даже три фермы есть… Но чем это плохо? Стыдно в нищей стране быть богатым? Стыдно. А что делать? У каждой вещи должен быть хозяин, который будет за ней следить, ремонтировать, заправлять. У квартиры должен быть хозяин, который будет ее убирать, благоустраивать. И у предприятия должен быть хозяин, который будет его расширять, совершенствовать. Я согласен и даже хочу работать на благо России, но… сейчас у меня не возникает желания даже платить налоги. Да, я укрываю налоги и не скрываю этого. Потому что то дерьмо, которое вешают нам на уши, несколько отличается от того дерьма, которое я вижу. Я не верю, что мои деньги доходят до места назначения полностью. Я вижу плохие дороги. Я вижу нищих пенсионеров, собирающих милостыню… Им пенсию отдали, которую должны были отдать, но задерживали по полгода? И еще хвастаются этим, ставя себе в заслугу! Милые мои, вы обязаны были это сделать! Причем без задержек. А теперь они что, ждут, пока им за это спасибо скажут? Да за эти задержки морду бить нужно. Когда прижало, нашли рычаги и надавили на нужные кнопки. Так что ж вы раньше этого не сделали? Это каждый месяц делать нужно. И голодных людей не интересует, куда делись те деньги, которые они заработали… Я вижу бедственное положение образовательных учреждений. Я вижу, как бедствует армия. И я не верю нашим чиновникам. Я не хочу кормить несколько сотен дармоедов, которые зарабатывают деньги не трудом, а хитростью. На благотворительные цели я трачу больше, чем отдаю на уплату налогов. А если б я верил тем, кому отдаю деньги, то вполне мог бы платить налоги даже больше, чем сейчас. Но я лучше отдам деньги в сумасшедший дом, чем в Кремль. Там хоть людей лекарствами нужно лечить, и они действительно несчастные, потому что больные. А болезнь жадности своими деньгами я лечить не собираюсь. Это принципиально. Не знаю, как там с точки зрения экономики и «высших интересов», но с точки зрения здравого смысла я не хочу работать на благо России с теми, кому не верю. Может быть, при таком мировоззрении мне и нужно было бы уехать в ту же Америку, где на политиков есть хоть какая-то управа, но… Я не хочу отсюда уезжать. Я здесь родился, я люблю эту страну. А если все же заставят уехать… Они ничего не выиграют. Скорее наоборот… Но пока я не хочу уезжать. А на меня здесь смотрят с ненавистью и презрением и душат всеми возможными методами и средствами…

— Богатые тоже плачут? — улыбнулся я.

— Тот, кто что-то делает, всегда сталкивается с какими-то трудностями, — заметил бизнесмен. — Их нет только у тех, кто вообще ничего не делает. А большие дела — большие трудности. Вот у вас возникает желание со мной на какое-то время местами поменяться? А восхождением к этой цели? Работой по двенадцать— четырнадцать часов в день? Не надо путать бизнесменов с политиками и бандитами… Хотя, если вдуматься, большинство капитала у нас политизировано и криминализировано. Те, кто сейчас стоит у власти, владеют огромными концернами, компаниями, холдингами. А яхты, машины, квартиры и самолеты у них куда покруче, чем у нас… А мы, в отличие от них, строим, а не разрушаем. Я хочу, чтобы мои дети получили лучшее образование и вернулись сюда, чтоб продолжить мое дело. Я хочу, чтоб дети тех, кто работает на меня, получили хорошее образование и вернулись в этот концерн, который стал бы действительно их концерном — зависел бы от них, расширялся, шел к благополучию благодаря им. Или открыли бы свои предприятия… Я не хочу, чтоб мои родители жили впроголодь, поэтому много работаю. Мужик должен содержать семью, на то он и мужик. Я хочу, чтоб моя девушка хорошо одевалась, хорошо питалась и хорошо отдыхала. Это нормальное желание… Ну нот, когда я ответил вам на все вопросы, извините меня, но мне нора идти. Работа, знаете ли, дела! — неожиданно резко закончил он. — Вы заходите еще, мужики. А то я как-то все в одиночку болтал… А мне ведь тоже интересно у вас что-нибудь узнать. Я с живым попом в жизни не разговаривал… Надо же — живой поп! С ума сойти!..

— A-а… Э-э… — замешкался Разумовский. — Но мы еще не…

Бизнесмен вскочил с кресла и, схватив его за руку, бешено

затряс:

— Нет, ну здорово, что вы зашли, мужики! Вы еще заходите! Давайте, к субботе подтягивайтесь… В баньку сходим. Водочки выпьем, попаримся, поболтаем… Добро? Ну, бывайте… И заходите еще…

— Михаил Глебович, а как бы нам Оксану повидать? — спросил я, видя, что на растерявшегося иерея рассчитывать не приходится.

— Она отдыхает, — сказал бизнесмен и жизнерадостно улыбнулся. — Вы еще заходите, тогда и Ксюха к нам присоединится. Посидим, поболтаем… Толя! Лысенко!..

На пороге бесшумно появился атлетически сложенный парень с выбритой до зеркального блеска головой. Прищуренные глаза впились в нас с холодным интересом оценивающего свой обед зверя.