Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примерно то же самое можно было сказать и о Мэйзи. Любой достаточно опытный и проницательный человек сразу бы заметил, что она не прирожденная дама из высшего общества. Но она так хорошо играла свою роль и отличалась таким очарованием, что никто не мог поверить, что Солли познакомился с ней в каком-то сомнительном танцевальном заведении. Если поначалу и были сомнения, примет ли ее лондонский свет, то их развеял принц Уэльский, сын королевы Виктории и будущий король, который при всех признался, что «пленен ею», и преподнес ей в подарок золотой портсигар с бриллиантовой застежкой.
Пока длился ужин, Мэйзи все чаще обращала внимание на сидевшего рядом с ней Хью. Она старалась поддерживать светскую беседу и уделять столько же внимания и другому соседу, но ей казалось, что прошлое стоит за ее плечом, словно надоедливый слуга или беспокойный проситель.
С того времени, как Хью вернулся в Лондон, они виделись три-четыре раза, а теперь двое суток провели в одном доме, но еще не разу не заговорили о том, что произошло шесть лет назад. Хью знал только, что она исчезла без следа, а потом вдруг объявилась как миссис Соломон Гринборн. Рано или поздно она должна объяснить ему, что случилось, только она боялась, что от этого разговора в ней пробудятся все старые чувства, и не только в ней, но и в нем. И все-таки хорошо, что Солли уехал, так будет легче объясниться.
Когда за столом стало шумно, Мэйзи решила, что настал подходящий момент. Она повернулась к Хью и вдруг смутилась. Несколько раз она открывала рот, но не могла произнести ни слова. Наконец она выдавила из себя:
– Я бы разрушила вашу карьеру.
И тут же, едва не разрыдавшись, замолчала.
Хью сразу же понял, что она имела в виду.
– Кто сказал вам, что вы бы разрушили мою карьеру?
Если бы он постарался ее утешить, она бы точно разрыдалась. Но, услышав агрессивные нотки, она ответила:
– Ваша тетя Августа.
– Я так и подозревал, что она каким-то образом тут замешана.
– Но она была права.
– Мне так не кажется, – сказал он еще более раздраженно. – Карьеру Солли вы же не разрушили.
– Это другое дело. Солли не считали белой вороной в своем семействе. Хотя да, поначалу было трудно. Его родители до сих пор меня ненавидят.
– Даже несмотря на то, что вы еврейка?
– Да. Евреи бывают такими же снобами, как и все остальные.
Он никогда не узнает настоящую причину – то, что Берти не был ребенком Солли.
– Почему вы просто не сказали мне, что хотите уйти?
– Не могла.
Вспомнив те мрачные дни, она почувствовала, как у нее в горле снова скапливается комок, и тяжело вздохнула, чтобы успокоиться.
– Мне было очень трудно уйти. У меня просто сердце разрывалось. Я бы и не решилась, если бы мне пришлось оправдываться перед вами.
– Могли бы оставить мне записку, – не унимался Хью.
– Я не могла заставить себя написать ее, – почти шепотом произнесла Мэйзи.
Он, похоже, наконец-то сдался, выпил вина из бокала и отвел от нее взгляд.
– Это было просто ужасно. Я даже не знал, живы ли вы.
Он старался не подавать виду, но его глаза говорили о том, что ему до сих пор больно вспоминать о том времени.
– Извините, – прошептала Мэйзи. – Мне очень жаль, что я заставила вас переживать. Я не хотела. Я только хотела избавить вас от несчастий. Я сделала это из-за любви.
Услышав, как с ее уст слетело слово «любовь», она тут же пожалела об этом.
– А Солли вы любите? – ухватился он за это слово, как за зацепку.
– Да.
– Похоже, вы неплохо устроились.
– Да… жаловаться не приходится.
Он никак не мог подавить свою обиду на нее.
– Значит, вы получили все, о чем мечтали?
Его вопрос прозвучал грубо, но она подумала, что заслужила такое обращение, и просто кивнула.
– А что случилось с Эйприл?
Мэйзи помедлила с ответом. Это уже переходило границы.
– Вы сравниваете меня с Эйприл? – спросила она в раздражении.
Хью печально ухмыльнулся и сказал:
– Нет, я никогда не сравнивал вас с Эйприл, это точно. Я просто хочу узнать, что с ней случилось. Вы с ней видитесь?
– Да, тайком.
Судьба Эйприл была нейтральной темой, и, разговаривая о ней, они могли избежать неудобных вопросов. Мэйзи решила удовлетворить его любопытство.
– Вы знаете… заведение Нелли?
Хью понизил голос.
– Тот бордель? Да, знаю.
– Так вы там бывали? – не удержалась она от ехидного замечания.
Хью смутился.
– Да, однажды. И потерпел полное фиаско.
Это ее не удивило. Она вспомнила, каким наивным и неопытным Хью был в двадцать лет.
– Так вот, теперь этим местом владеет Эйприл.
– Хм, забавно. И как же это произошло?
– Сначала она была любовницей известного писателя и жила в миленьком коттедже в Клэпхеме. Потом она ему надоела, и в то же время Нелл задумала отойти от дел. Так что Эйприл продала коттедж и выкупила заведение.
– Подумать только! – сказал Хью. – Никогда не забуду Нелл. Это была самая толстая женщина из тех, что я видел.
За столом вдруг воцарилась тишина, и последняя фраза Хью прозвучала достаточно громко, чтобы ее услышали некоторые соседи. Кто-то засмеялся, кто-то спросил: «Что это за толстая дама?» – но Хью только усмехнулся и ничего не ответил.
После этого они старались не затрагивать неудобных тем, но Мэйзи было неприятно на душе. Ей было даже физически плохо, как будто она упала, ушиблась и наставила себе синяки и шишки.
Когда ужин закончился и мужчины выкурили сигары, Кинго заявил, что хочет танцевать. Ковер в гостиной скатали, и за фортепьяно усадили лакея, который умел играть польки.
Мэйзи танцевала со всеми, кроме Хью, но когда стало заметно, что она его избегает, то потанцевала и с ним. Тут же на нее снова нахлынули воспоминания шестилетней давности, и она представила, как гуляет с ним в Креморнских садах. Ему даже не нужно было ее направлять, казалось, что они понимают друг друга без слов и инстинктивно совершают одни и те же движения. Мэйзи не могла избавиться от неприятной мысли, что ее муж Солли – ужасный танцор.
Потом она потанцевала еще с одним партнером, но после другие мужчины перестали приглашать ее. В одиннадцать часов подали бренди, условности были забыты, мужчины ослабили белые галстуки-бабочки, а некоторые женщины даже скинули туфли. Мэйзи теперь танцевала только с Хью. Она понимала, что должна испытывать чувство вины, но ей было очень весело, и она не хотела останавливаться.