Увидев Дэнни здесь, в Кингсбрижде, Мэйзи первым делом подумала, что что-то произошло с родителями. Она подбежала к брату и с замиранием сердца спросила:

– Дэнни? Что случилось? Что-то с мамой, да?

– Родители в порядке, как и все остальные, – ответил Дэнни с американским акцентом.

– Слава богу! Как ты узнал, что я здесь?

– Ты сама мне написала.

– Ах да, верно.

Горящие глаза и кудрявая борода делали Дэнни похожим на турецкого янычара, но одет он был как клерк – черный поношенный костюм и шляпа-котелок. Судя по его пыльным ботинкам и усталому виду, он долго шел пешком. Кинго неодобрительно посмотрел на него искоса, но Солли, как всегда, добродушно пожал ему руку и сказал:

– Как поживаете, Робинсон? Это мой друг, герцог Кингс-бридж. Кинго, позволь мне представить тебе моего шурина, Дэна Робинсона, генерального секретаря Ассоциации помощи рабочим.

Многие на его месте лишились бы дара речи, если бы их познакомили с герцогом, но Дэнни, сохраняя обычную учтивость, запросто спросил:

– Как поживаете, герцог?

Кинго с настороженным видом пожал ему руку. Мэйзи догадывалась, о чем он думает сейчас – о том, что поддерживать вежливость в отношении низших классов, конечно, хорошо, но всему есть свои пределы.

А потом Солли сказал:

– А это наш друг Хью Пиластер.

Мэйзи вся напряглась. Испугавшись за маму с папой, она позабыла о том, что за ними идет Хью. Дэнни знал о Хью нечто такое, что она не осмелилась сказать даже Солли. Дэнни знал, что именно Хью – настоящий отец Берти. Однажды Дэнни даже воскликнул, что сломает этому мерзавцу шею. Они никогда не встречались, но Дэнни никогда ничего не забывал. Что же теперь будет?

Правда, за шесть лет брат стал сдержаннее и рассудительнее. Он просто холодно посмотрел на Хью, но спокойно пожал ему руку. Хью же, не зная ничего о ребенке, заговорил с Дэнни дружелюбным тоном:

– Так вы тот самый брат, который убежал из дома и уплыл в Бостон?

– Тот самый.

– Забавно, что Хью знает об этом, – сказал Солли.

Солли не представлял, до какой степени Хью и Мэйзи знают друг о друге. Она ведь не рассказывала ему, что когда-то они с Хью провели целую ночь, делясь историями из своей жизни.

От такого поворота беседы Мэйзи стало ужасно неловко и страшно. Это было все равно что гулять по хрупкому льду, готовому вот-вот треснуть. Она поспешила вернуться на твердую землю.

– Дэнни, так зачем ты сюда приехал?

На его усталом лице отразилось горькое разочарование.

– Я уже не секретарь Ассоциации помощи рабочим. Вот уже третий раз за свою жизнь я лишаюсь всего по милости этих глупцов-банкиров.

– Дэнни, прошу тебя! – запротестовала Мэйзи, потому что Дэнни прекрасно знал, что Солли и Хью банкиры.

Но Хью только сказал:

– Не волнуйтесь! Мы тоже недолюбливаем глупых банкиров. Они угроза для всех нас. Но что же именно случилось, мистер Робинсон?

– Целых пять лет я развивал Ассоциацию помощи, – ответил Дэнни. – И она стала вполне успешным предприятием. Каждую неделю мы выплачивали сотни фунтов нуждающимся и собирали тысячи фунтов по подписке. Как вы думаете, как мы распоряжались излишками?

– Полагаю, откладывали на черный день, – предположил Солли.

– И где, по-вашему, мы хранили эти деньги?

– Вероятно, в банке.

– В Банке Глазго, если быть точным.

– О бог ты мой! – воскликнул Солли.

– Не понимаю, – сказала Мэйзи.

– Банк города Глазго обанкротился, – объяснил Солли.

– О нет! – воскликнула на этот раз Мэйзи.

На глазах ее едва не выступили слезы. Дэнни кивнул.

– И все эти потом и кровью заработанные деньги, вплоть до последнего шиллинга, растратили напыщенные дураки в цилиндрах. А еще удивляются, почему рабочие говорят о революции, – он вздохнул. – С момента банкротства я пытался спасти ассоциацию, но все было безнадежно, и я оставил попытки.

Его речь немного резко прервал Кинго:

– Мистер Робинсон, мне жаль, что так вышло. Не хотите немного отдохнуть с дороги? Вы, должно быть, шли пешком семь миль, от самой железнодорожной станции.

– Да, я отдохну, благодарю вас.

– Я провожу Дэнни, а вы продолжайте прогулку, – сказала Мэйзи.

Она чувствовала, что брат ее находится на взводе, и хотела как-нибудь успокоить его.

Другие также чувствовали некоторую напряженность.

– Не желаете остаться на ночь, мистер Робинсон? – спросил Кинго.

Мэйзи поморщилась. Чрезмерная вежливость Кинго была совсем не к месту. Обменяться учтивыми фразами в саду – одно дело, но если Дэнни останется на ночь, то и самому Кинго, и его высокородным друзьям быстро наскучат поношенная одежда Дэнни и разговоры о судьбах рабочих; над ним начнут подсмеиваться, а это заденет его еще больше.

– Сегодня вечером мне нужно быть в Лондоне. Я приехал, только чтобы поговорить пару часов с сестрой, – ответил Дэнни.

– В таком случае позвольте мне отвезти вас до станции, как только будете готовы, – предложил Кинго.

– Это очень любезно с вашей стороны.

Мэйзи взяла брата за руку.

– Пойдем, я скажу, чтобы тебе подали обед.

После того как Дэнни уехал в Лондон, Мэйзи зашла к Солли, чтобы провести с ним послеобеденный отдых.

Солли лежал на кровати в красном шелковом халате и смотрел, как она раздевается.

– Я не могу спасти ассоциацию Дэна, – сказал он. – Даже если бы это было разумно с финансовой точки зрения – что не так, – то я бы все равно не убедил других партнеров.

Мэйзи ощутила, как ее переполняет чувство признательности. Она ведь вовсе не просила его помогать Дэнни.

– Ты такой хороший, – сказала она, раскрывая халат и целуя его в большой живот. – Ты и так много сделал для моих родных. Тебе не за что извиняться. И, кроме того, Дэнни все равно ничего не возьмет у тебя, ты же знаешь. Уж слишком он гордый.

– Но что же он будет делать?

Она шагнула из упавших на пол юбок и скатала чулки.

– Сегодня у него встреча в Объединенном обществе машиностроителей. Он собирается баллотироваться в парламент и наде-ется, что они окажут ему финансовую помощь.

– И, как я полагаю, он собирается развернуть кампанию по принятию более строгих законов, регулирующих деятельность банков.

– Ты против?

– Никакому банкиру не нравится, когда правительство говорит ему, что делать. Да, в мире финансов случаются крахи и банкротства, но если бы коммерцией заведовали политики, то их было бы еще больше.