Макарыч посмотрел на Ирку, на Матвея и задумчиво запустил вбороду пальцы. Багров спешно принял все меры к тому, чтобы казаться порядочнымчеловеком, однако, не зная толком, как должны выглядеть порядочные люди,немного переборщил и надулся, как государственный деятель, которому вручаютправительственную награду. Учитывая, что всю последнюю неделю он спал налапнике, верилось в его значительность плохо.

Антигон, не пытаясь никого обмануть, сидел в луже. Состороны деревенской улицы к нему деловито направлялись соседские утки. На носАнтигону села большая, красивая стрекоза. Выстрел липкого языка – и кикиморотплюнул крылышко. Второе прилипло к губе как прозрачный и твердый ус. Вследующую секунду Антигон совершил головоломный прыжок и отвоевал у утокдождевого червя, утопшего после вчерашнего ливня.

Ирка с испугом уставилась на Макарыча: как он к этомуотнесется. Тот отнесся нормально, даже одобрил:

– Ишь, какой у вас малец! Сам собе провизию добыват!..Ну что ж, ночуйте! Вон и место вам!

Он кивнул на дощатую пристройку со стороны двора, имевшуюотдельный вход. По случаю лета единственная рама была выставлена и замещаласьжелтоватой марлей, пузырящейся от сквозняка.

Спросив разрешения, Багров заглянул. В пристройке сложно, новкусно пахло печью, сыроватой побелкой и старыми газетами. По углам стояли двержавые кровати с проволочной сеткой и закругленными железными спинками. Одна изкроватей была не без кокетства застелена – вторая же вообще без матраца. Иркекровати напомнили о детском санатории, в который Бабаня возила ее когда-то.

На стене висел календарь с центральной улицей городаАрзамаса, обсиженный мухами настолько, что даже солнце на календаре казалосьпроеденным. Рядом на гвозде болталось одноствольное ружье. Опасности для зайцевоно давно не представляло. Курок отсутствовал. Ствол изнутри был чем-то забит.Во всяком случае Багров, как ни пытался, не сумел увидеть сквозь него просвет.

– На этом когда-то поймали Ахилла, – заметилаИрка.

– На чем?

– Ни один мужчина не может, увидев оружие, не потрогатьего.

– А ты-то сама можешь? – спросил Багров.

Разговаривая с Иркой, он ощущал внутренний трепет, точно онабыла призраком, который каждое мгновение может растаять.

– Ну я хотя бы трогаю глазами, – призналась Ирка.

Матвей улыбнулся. В этом ответе была она вся.

– Ну и зачем мы здесь? – спросил он.

– Я устала, – сказала Ирка. – Подумалапопросимся – а там, если согласятся, то согласятся. Не против?

– Я-то нет. И все, другие причины отсутствуют? –недоверчиво спросил Багров.

– Почти, – ответила Ирка, предпочитавшая нераспространяться, что ее позвало сердце. Для Багрова, как для некромага, сердцебыло только мышцей, перегонявшей кровь по жилам. Даже любить он изредкаухитрялся головой, что весьма сказывалось на качестве чувства.

Матвей посмотрел на нее без особого доверия, однакоприставать с вопросами не стал.

Когда они вышли, хозяин уже вернулся в дом, собачья жесвора, как-то пронюхав, что в пришельцах признали своих, вертелась под ногами ипопрошайничала, мешая пройти.

– Пойду узнаю, есть ли у деда баня. Если есть –напрошусь ее растопить. А то я так грязен, что на меня даже мухи несадятся, – сказал Матвей задумчиво и пошел.

Ирка подумала, что Багров преувеличил. Мухи, оводы и комарысадились на него ничуть не реже. Правда, после укуса они почти мгновенно дохли.

С баней у Матвея не сложилось. Банька у Макарыча была, но онеще с прошлой осени сволок туда старые рамы, два улья и кучу другого хлама. Даи печь, по его словам, тянула угаром. В результате Матвей выпросил у Макарычакусок хозяйственного мыла с выдавленными на нем цифрами «72», означавшими, каквидно, число пошедших на него кошек, и отправился к Сереже.

Река у деревеньки была полосатая – у берега к нейпримешивался скрывавшийся в траве ручей с торфяным подмесом. Где-то на гранисветлой и темной воды плавал дохлый, ставший уже белым окунь.

Матвей вымылся, выстирал одежду и вновь оделся в мокрое,надеясь, что на теле одежда высохнет быстрее. Дохлого окуня прибило к берегуниже по течению. Матвей усмехнулся, всмотрелся в него, и окунь вдруг, быстроработая хвостом, поплыл к нему.

– Узнаю некромага! Мне все интересно было: удержишьсяты или нет! Мы даже поспорили на три фофана, и я, конечно, выиграла! –внезапно послышался насмешливый голос.

Матвей круто повернулся. За его спиной у раскидистой ивыстояла Гелата. Рядом топтался ее оруженосец, на голову которого, как боярскаяшапка, нахлобучено было розовое пластмассовое ведро. Подмосковная валькирияоттянула ведро назад и трижды щелкнула его по лбу. Качок скалился. Гелатапоморщилась и подула на отшибленный ноготь.

– Так нечестно! Лоб у тебя бронированный. И кто кого,спрашивается, наказал? – спросила она.

Оруженосец самодовольно гоготнул.

– Странные вы все-таки, некромаги. В чем тут чудо – струпами играться? Жизни-то настоящей ты дать никому не можешь. Даже несчастнуюамебу заново сотворить вам не по силам, а все тянет на фокусы! –продолжала Гелата. – Знаешь, как вас ловили в древности? Бросали у дорогидохлую лошадь и прятались где-нибудь неподалеку. Нормальные люди спокойнопроходили мимо, некромаг же обязательно садился на труп верхом и норовилдоскакать до города. Но обычно не доскакивал, потому что хорошие лучники стридцати шагов не мажут.

– Не было такого! – проворчал Матвей идемонстративно заставил окуня выпрыгнуть из воды.

Окунь сделал метровую свечку.

– Оставь в покое дохлую рыбку! – сказалаГелата. – Я-то ничего, но тут за пригорком Таамаг. Лучше не дразнить!Человек три дня уже ни с кем не дрался и ни на кого не орал – идет на новыймировой рекорд.

Багров подумал, что она права. Он еще не забыл, как долгопроходят поставленные Таамаг фингалы. Матвей завернул в лопух дедово мыло ипошел к подмосковной валькирии. Дохлый окунь сразу перевернулся брюхом кверху изакачался на волнах, поднявшихся, когда Багров выходил из реки.

– Мы тут рядом лагерь разбили. Песчаная коса удобная –все байды втащить можно. Вы-то с Иркой где остановились? – спросилаГелата.

Багров показал дом. Подмосковная валькирия тотчас развилабурную деятельность.

– С одеждой-то что решили? А то я свое дам! –заявила она и тотчас, не дожидаясь ответа, стала отправлять оруженосца зарюкзаком.