– Нет, – буркнул я. – Я хочу поговорить с женой.

Ангелина Васильевна вздохнула с усталым недовольством, взглянула на кавказца.

– Каждый раз, когда попадаются такие мерзавцы, у меня сердце плачет! – пожаловалась она.

– Я могу доказать, что говорю правду… У меня… я был ранен.

– Ранен? В самом деле?

– Пулей, в плечо. Развяжите, и я покажу.

– Посмотрим, не развязывая.

Она растянула ворот пижамы сначала до одного плеча, потом до второго. Везде я увидел гладкую, без шрамов, кожу. Страшнее всего было то, что и боли я не ощущал, хотя рана была свежей. Я отлично помню, как пуля из пистолета Гордеева ударила мне в правое плечо, как я вытаскивал ее плоскогубцами-утконосами.

– Нет, – разъярился я. – Этого не может быть! Не может быть!

Я начал рваться из пут. От усилий они чуть разошлись, предоставив некоторую свободу правой руке. Она стала вылезать из ремней.

Ангелина Васильевна моментально вспорхнула со стула, оказавшись от меня на максимальном расстоянии.

– Вы что, плохо его затянули?

– Сэйчас затянем хорошо, – пообещал кавказец, приближаясь.

Он подошел ко мне и, надавив локтем на горло, переставил плечевой ремень на следующую дырочку. Закончив, еще подержал локоть, с удовольствием наблюдая, как я корчусь от нехватки воздуха. Потом отпустил.

– Твоя жена не хочет тебя видеть, – мстительно изрекла Ангелина Васильевна. – Я с ней вчера разговаривала. Бедная женщина, столько всего натерпелась! Она сказала, что забирает дочь и уходит. Постарается добиться через суд, чтобы ты не мог с ней встречаться. Кроме того, она изменит фамилию и город проживания, и ты их не сможешь найти. На ее месте я бы поступила в точности так же!

Я все еще не верил. Не мог поверить. Неужели слова этой желчной ведьмы правда? Неужели невероятные события последних недель есть плод моего алкогольного психоза? Неужели в бреду я совершил множество отвратительных вещей?

НЕУЖЕЛИ?!!

Стоило принять на веру все эти «неужели», как мои надежды рухнули в один миг.

Я мог пережить тюрьму. Мог перенести апокалипсис на Земле. Мог смириться с неотвратимостью немедленной смерти.

Но я не вынесу крушения семьи.

…Ангелина Васильевна строгими движениями оправила халат.

– Тебе, дружочек, за все твои приключения лет пятнадцать светит в колонии строгого режима, если, конечно, мы определим твою вменяемость. Но мы ее определим, можешь не сомневаться. А пока… Василий, у нас остался сульфазин? Вколи-ка ему «крест», пусть помучается, подлюга.

С чувством выполненного долга Ангелина Васильевна направилась к выходу. Василий вышел следом за ней, потом вернулся, заправляя в шприц раствор из ампулы. Я для приличия еще подергался в ремнях, но четыре укола в разные части тела вызвали такую зверскую боль, что я быстро провалился в беспамятство.

* * *

Когда я пришел в сознание, за окном было темно. Руки и ноги по-прежнему стягивали ремни для буйнопомешанных, причем настолько крепко, что конечности основательно затекли. В горле царила засуха, голова раскалывалась. От неубранной утки рядом с кроватью тянуло невыносимой вонью. А может, так воняло от меня, от пижамы или одеяла? Сколько времени я отдыхаю в ремнях? Может, все четыре дня?

Через какое-то время в палате появилась мрачная бабушка-санитарка. Она вынесла утку (запах поубавился, но не исчез), потом принесла тарелку с неаппетитной перловкой и стала запихивать ее в меня ложкой, но в знак протеста я все выплевывал назад. Впрочем, какой прок от этого бунтарства? Кушанья, далекие от лучших ресторанов Лондона, Москвы и Парижа, теперь останутся со мной до конца жизни. Как и тошнотворный запах палаты умалишенных.

Я не переставал думать о случившемся. В голове было мутно от лекарств, которыми меня пичкали, в сознании то светлело, то наступали сумерки, но я пытался думать. Вспоминал, что сделал не так, где совершил ошибку, которая завела меня в этот отстойник. Следующие годы мне предстоит провести либо на зоне, либо в сумасшедшем доме, что есть одно и то же. А это полный крах молодого упрямого паренька с пытливым взором, мечтавшего стать военным, как отец и как дед. Это падение паренька на самое дно жизни.

Если пришельцы были моими демонами, то они, несомненно, победили.

Пришел медбрат Василий и сказал, что завтра появится следователь. Если я хорошо с ним поговорю, он, Василий, временно снимет верхние ремни, чтобы я размял плечевой пояс. Я ответил, что если он снимет ремни, то я разомну ему задний проход. Василий обиделся, позвал санитара-кавказца, и я получил новую порцию физиотерапии.

Когда они ушли, я глотал воздух широко распахнутым ртом, пытаясь унять боль в печени и, кажется, сломанных ребрах. Подобное общество тоже останется со мной до конца жизни.

Я проклят навеки.

* * *

Весь вечер я так и пролежал в ремнях. А потом в палату явилась Ангелина Васильевна. Одна, без своих молодчиков. После очередного укола мне пришлось долго приглядываться, чтобы различить в размытом пятне, которое я видел перед собой, выражение ее лица.

– Как настроение? – поинтересовалась она.

– Превосходное, какое у меня может быть настроение? Я лежу, привинченный к кровати, в клинике для умалишенных. Меня кормят баландой, колют дурью… Может, не очень заметно, но меня распирает от хорошего настроения!

Мы вместе посмеялись, не сводя друг с друга ненавистных взглядов.

– Уже свыкся с новой ролью? – успокоившись, спросила Ангелина Васильевна. – Больше не валишь вину на пришельцев?

– Если только чуть-чуть.

Она опустилась на стул рядом с койкой. Сложила ноги одна на другую.

– Не возражаешь, если мы немного поговорим, дружочек? Мне нужно больше сведений, чтобы заполнить историю болезни.

– С удовольствием. Поговорить – это единственное, что мне остается. О чем будем говорить?

– Об инопланетянах.

– Они не инопланетяне. Пришельцы.

Она подняла жирно подведенную бровь.

– Есть разница?

– Инопланетяне живут на планетах. А пришельцы явились из ниоткуда. Из пустоты.

Мне было трудно сконцентрироваться на собеседнике, поэтому я обращался к потолку.

– И какова их цель?

– Покорить Землю, завладеть природными ресурсами, захватить человечество в рабство. Хотя последнее время мне начинает казаться, что они пришли, чтобы покарать нас за совершенные грехи.

– Вот как! За что именно?

– За тщеславную гордость. За желание получить больше, чем требуется для счастья.

– Ты тоже чувствуешь вину? Она гложет тебя?

– Слушайте, вы пришли сюда заполнять историю болезни или копаться в моей душе?