Журчание и плеск зазвучали снова – приглушенно, неразборчиво, ниоткуда и отовсюду. Я нервно разрыдался от страха. Многие сочли бы это признаком слабости и малодушия, но что еще делать человеку, который среди ночи очнулся от кошмарного сна и бродит по пустому дому в поисках неизвестно чего, мучимый невралгией и усиливающимся осознанием того, что он теряет рассудок. Я понял, что остается одно: позвонить в Бристоль, извиниться, как-то объяснить, в чем дело, и попросить совета и моральной поддержки. Я неуверенными шагами побрел в прихожую, к телефону, а в ушах стоял шум бегущей воды, будто я плыл куда-то по течению.

Донельзя расстроенный, я в очередной раз горько пожалел о том, что рядом нет Карин. Интересно, услышала бы она этот шум? Если бы кто-нибудь еще его услышал, то, значит, у звука имелось какое-то рациональное объяснение, несмотря на то что в доме было сухо, как на окрестных холмах. Но Карин здесь нет, напомнил я себе и истерически завопил:

– Ее здесь нет! Боже мой, ее здесь нет! О господи, ее здесь нет!

Внезапно страх исчез, и я сообразил, что могу совладать с собой. Непонятный припадок прекратился неожиданно, будто приступ астмы. Шум воды утих, и по какому-то наитию я осознал, что он больше не повторится, во всяком случае до следующего раза… Господи, только следующего раза мне не хватало. В голове прояснилось. В саду звучала звонкая трель королька. Рассветало. Обессиленный, но уверенный в утешительной реальности происходящего, я вернулся в спальню и проспал до четверти девятого.

Утром я накинул халат и спустился на кухню заварить чаю в любимом керамическом чайнике, как вдруг лязгнула крышка почтового ящика. В Булл-Бэнкс письма доставляли редко, потому что вся моя корреспонденция, за исключением счетов за коммунальные услуги и квитанций муниципальных налогов, приходила на адрес магазина. Я вышел в прихожую и увидел в почтовом ящике конверт, надписанный почерком маменьки. Очень странно, подумал я, почему она пишет? Ведь проще позвонить. Может быть, ей захотелось предать бумаге восторженные слова о Карин и воздать ей особую хвалу? Я унес письмо на кухню, налил себе чаю и распечатал конверт.

Четверг, 27 июня

Мой милый Алан!

Ты наверняка озадачен моим письмом, поэтому скажу сразу: в нем нет дурных вестей, только хорошие. Надеюсь, ты с этим согласишься.

Но прежде всего позволь признаться, что Карин мне очень понравилась. Она нам всем понравилась. Билл расхваливает ее на все лады, так что Флик даже взревновала. Мы очень за тебя рады. Конечно же, я знала, что Карин очаровательна, потому что две недели назад Флик, вернувшись из Булл-Бэнкса, только об этом и говорила, но, как любил выражаться твой отец, «мне и в половину не сказано». Если честно, я очень волновалась – хорошо ли тебя кормят, заботятся ли о тебе должным образом, – но теперь поняла, что все мои страхи были напрасны. Хотя Карин приехала только во вторник, мы уже успели отведать ее угощения. Она просила передать, что на этот раз не переложила яиц в шоколадный мусс и он вышел прекрасно. Она надеется, что ты поймешь, о чем речь. Знаешь, если все ее кулинарные неудачи подобного рода, то, боюсь, ты быстро раздобреешь на ее хлебах.

А теперь я должна сообщить тебе радостное известие. Хочется верить, что оно тебя приятно удивит. Так вот, я выхожу замуж за Джеральда Кингсфорда. Когда вы с ним познакомитесь – надеюсь, что в ближайшем будущем, – я уверена, что сразу же найдете общий язык. Алан, он прекрасный, всеми уважаемый человек.

Нет-нет, как ты знаешь, история не повторяется. Я никогда не забуду своего покойного мужа, твоего дорогого отца, и то счастливое время, когда мы вчетвером жили в Булл-Бэнксе. Что ж, то дело прошлое, а это – настоящее. Я знаю, ты все поймешь.

Мы с Джеральдом познакомились чуть меньше месяца назад и очень друг другу понравились. Разумеется, я очень довольна тем, как все обернулось. По-моему, сейчас мои чувства очень похожи на твои, милый, – я выхожу замуж, потому что это правильно и для меня сейчас это важнее всего на свете, поэтому все остальное подождет и в конце концов само собой уладится. Ну да хватит о высоких материях. Позволь мне перейти к более приземленным вещам и рассказать тебе о Джеральде и наших дальнейших планах.

Джеральд, шестидесятидвухлетний подполковник в отставке, служил в Йоркширском пехотном полку. От первого брака у него двое взрослых сыновей; старший живет в Канаде. Его жена умерла шесть лет назад. Джеральд вышел в отставку и решил заняться сельским хозяйством. Он старый друг семьи Билла, так мы с ним и познакомились. Он человек состоятельный, хорошо разбирается в фермерском деле, и все в округе его ценят. Недавно он приобрел ферму побольше и собирается туда переезжать. Там много чего надо обустроить, а нынешнюю ферму нужно продать, так что нам предстоит много дел, и свадьбу мы сыграем недель через шесть, потому что он хочет перевезти меня в новый дом. Подумать только, я стану женой фермера, буду ходить в резиновых сапогах и кормить кур во дворе. Между прочим, дом совершенно очаровательный, построен лет двести назад – Джеральд возил меня на него посмотреть.

В общем, не буду утомлять тебя подробностями, но очень надеюсь, что вскоре ты сможешь нас навестить и познакомиться с Джеральдом. Когда ты свыкнешься с этой мыслью, мне очень хотелось бы, чтобы ты за нас порадовался. Ты всегда был и будешь моим сыном, хотя сейчас у нас с тобой появились Карин и Джеральд. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

Завтра, в пятницу, Джеральд устраивает вечеринку для близких друзей, и на ней мы объявим о нашей помолвке. Все будет очень чинно и по-военному скромно. Мы уговорили Карин остаться еще на день, так что прошу тебя, не сердись. А в субботу утром она к тебе вернется. Я спросила у нее, что тебе передать, а она сказала, что ждет не дождется поскорее вернуться в Рим или что-то в этом роде, я запамятовала. Они с Флик сейчас ушли, а я тороплюсь, чтобы не пропустить почтальона и отправить письмо. Ах, я такая глупышка! Ничего страшного, надеюсь, ты и так все понял.

Пожелай мне счастья, родной.

Твоя любящая маменька

Я трижды перечитал письмо, обдумав его со всех сторон. Если бы я не был на пять фатомов погружен в Карин с тех пор, как маменька уехала в Бристоль, то жемчуг в моих глазницах не мерцал бы, и я обо всем догадался бы раньше. Чем больше я размышлял, тем в лучшем свете представлялось мне положение дел. Разумеется, известие меня потрясло, что вполне естественно для сына, если мать выходит замуж второй раз, однако же случившееся было в некотором роде божественным провидением. Судя по всему, маменька была счастлива, вопрос о том, где она будет жить (и на какие средства), отпадал сам собой, равно как и вопрос о том, кто будет хозяйкой Булл-Бэнкса. Вполне очевидно, что подполковник – прекрасный человек и станет отличным мужем. Для предстоящего брака не было никаких препятствий, поэтому мне следовало немедленно позвонить маменьке и сердечно поздравить ее.

Только я хотел набрать номер, как в дверь постучали и на кухню заглянул Джек Кейн.

– Доброе утро, Джек! – поздоровался я. – Вы сегодня спозаранку. Заходите!