litbaza книги онлайнИсторическая прозаОлег Рязанский - русский князь - Алексей Хлуденев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 ... 120
Перейти на страницу:

Князь Владимир Серпуховской, возвратясь из погони за ордынцами, объезжал с другими воеводами Куликово поле: искали великого князя Дмитрия Ивановича… Многие из встречных говорили, что видели князя. Васюк Сухоборец, Сенька Быков, Юрка Сапожник и другие поведали, что Дмитрий Иванович сражался крепко. Гридя Хрулец зрил великого князя, когда тот бился с четырьмя басурманами. А Степан Новосильцев сказал, что уже перед концом боя он увидел Дмитрия Ивановича раненым: пошатываясь, великий князь шел вон к той лощине (указал рукой). Владимир Серпуховской поспешил к указанному месту. Великий князь лежал без памяти под ветвями срубленной березки. Доспехи измяты и порублены, лицо бледное, глаза закрыты, черная борода и платье в крови. Владимир Андреевич опустился перед ним на колени, осторожно коснулся пальцем века.

— Великий княже, слышишь ли меня?

Веко приоткрылось! И другое. Князь смотрел мутно. Бровь его вопросительно изогнулась.

— Слышишь ли? — повторил вопрос Владимир Андреевич. — Это я — брат твой… С Божией помощью ордынцы побеждены!..

Великий князь, словно успокоясь таким сообщением, вновь закрыл очи. Его с превеликой осторожностью переложили на ковер, освободили от доспехов, платье на нем разрезали. Теперь грудь его заметно вздымалась. Раны омыли настоем лечебных трав. Мало-помалу заботливо опекаемый слугами князь пришел в себя. Вновь открыл глаза, и взгляд его был осмысленным.

— Слава Богу!.. — тихо, с легкой улыбкой на устах, молвил он. Победили! Сколько же пало наших?

— Много, но поменьше, чем татар…

Лик князя стал скорбен. Он попросил одеть его в чистое платье и помочь привстать. Осмотрел поле брани. Его поддерживали под руки. Утвердясь на ногах и переждав приступ тошноты, попросил подвести ему коня.

По всему полю — от Смолки до Непрядвы, от Дона до Красного Холма тела павших воинов, убитые лошади… В ноздри бил горьковатый полынный воздух, смешанный с запахом крови и первым сладковато-трупным запашком. Серебристый ковыль, коням в колено, был измят по всему полю, а там, где воины рубились мечами или кололись копьями, багрился кровью. Кое-где земля была покрыта черной коркой: кровавые лужи ссыхались, не успев впитаться в землю.

Трупы, рассеченные вполголовы или по грудь, пронзенные торчащими в них стрелами, лежали то скрюченными, то ничком, то на спине. Возле поверженных русских воинов князь останавливался и крестился. Возле убитых воевод стоял дольше, поникнув головой. В одном из убитых узнал Микулу Вельяминова, свояка и друга: лежал тот лицом кверху, и один глаз его был выклеван коршуном. Дмитрий Иванович, превозмогая боль и поддерживаемый стремянным, сошел с коня, встал возле Микулы на колени и поцеловал его в лоб.

Так же он сошел с коня и перецеловал в лоб князей Белозерских: Федора Романовича и его русокудрого сына Ивана; чернобрового воеводу Андрея Серкизовича, чей отец, именем Черкиз, потомок Чингисхана, приехал из Сарая служить в Москву и целовал крест московским князьям; воеводу Семена Мелика — это он искусными действиями своих сторожевых отрядов привел войско Мамая именно на Куликово поле; громадно распростертого на земле богатыря Александра Пересвета… Но когда увидел и по княжой одежде узнал Михаила Андреевича Бренко, иссеченного несколькими ударами сабли, то, как ни крепился, не удержал слез, склонясь над ним и оглаживая на его голове перепутанные, в ссохшейся крови, волосы. "Прости, друже. Не уберег тебя…" Скорбь усиливалась чувством вины перед ним: велев облачить друга в великокняжеские доспехи, надеялся уберечь его от смерти, а вышло наоборот… Как наоборот вышло и в случае с самим собой: шел на бой в передние ряды почти что на верную смерть, чтоб уравняться и слиться с простыми ратными, а вот не убит, уцелел…

Теперь оставалось исполнить перед павшими последний долг: похоронить по православному, для чего потребовалось восемь дней, и только тогда победители вернулись домой — со скорбью, но и великой радостью.

Глава двадцать восьмая. Ссора и примирение

Павел Губец, Сеня Дубонос и Вася Ловчан получили от воеводы Тимоша Александровича приказ следовать за московским войском, наблюдать за его действиями, осведомлять о них рязанских воевод.

Следуя за воинством, разведчики чаще всего ночевали в поле либо в лесу, а иногда в рязанских селениях, в избе старосты или какого-нибудь крестьянина. Первые дни, усердствуя, лошадей не жалели, гоняли их без толку, всем скопом старались подъехать поближе к растянутому на многие версты войску, чтобы рассмотреть — хорошо ли оно вооружено. Даже пытались пересчитать, хотя бы приблизительно, количество ратных. Через три дня сообразили: коней надо беречь ибо следовать, судя по всему, придется долго, может быть, до самого Дона, по возможности давать им полноценный отдых, хорошо кормить на остановках. Не спешили расходовать и прихваченное с собой продовольствие: вяленое мясо, сушеную рыбу и пшено в мешках, притороченных к седлу запасной лошади. Благо, хозяева (если ночевали в селениях) на угощение обычно не скупились.

И вот, когда, казалось бы, троих разведчиков водой не разлить, меж ними вдруг возник легкий сквознячок взаимного отчуждения.

Случилось это в небольшом сельце под вечер. Солнце уже садилось, ветлы перед избами отбрасывали длинные тени к пруду, в коем плавали и плескались зажиревшие домашние гуси. По берегу, напротив каждого двора, посельские на кострах варили ужин. Аппетитные запахи пшенки либо рыбной ухи распространялись по всему селению. Приютивший разведчиков хозяин степенно зачерпнул из медного котла деревянной ложкой на длинной палке каши и, подув на нее, сначала сам лизнул, а потом дал попробовать на вкус окружавшим его детям. Девочка лет восьми уже расстилала на траве холстину, раскладывала ложки. По-доброму, благостно щурился на внучат, на стаи гусей в пруду, на белые клочкастые облачка, развешанные по небу, словно нательное белье, старик в лаптях и посконной рубахе…

В эту минуту из-за городьбы появился верхом на лошади Вася Ловчан, с утра посланный на разведку к колонне московитов. Сидел он небрежно-разудало, занеся обе ноги на одну сторону, и склабился. К седлу были привязаны две переметные сумы на широком ремне. Соскочив с коня и продолжая ухмыляться, Вася Ловчан развязал сумы — в них пшено, фунтов по десять сухарей, шматки говядины, баранье сало в требушиных мешочках.

Первым подошел к сумам Павел — потер на пальцах добротное пшено, повертел в руках вяленую говядину.

— Кого ограбил?

— Не ограбил, — отнял… — улыбнулся Ловчан.

— У московита?

— Не у крестьянина же рязанского… Московский ратный отстал от своих: понос его прохватил. Сидел на корточках, порты спущены. Рядом конь с сумами. Мне бы взять у него и коня, да я пожалел его — надвинул ему на глаза колпак, а сумы с его лошади перекинул на мою. А он в ответ лишь трещит — видать, крепко животом маялся…

— Эх, не надо бы! — огорчился Павел. — Они рязанцев не обирают — и нам бы их не трогать…

— Нашел кого жалеть! Мало нам от московитов убытков? Забыл, как били они наших у Скорнищева? Твоего брата убили, а ты…

1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 ... 120
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?