— Благодаря вам, — ответил Маркус по-английски.

Седеющая бровь поползла вверх.

— Ого!

Маркус пожал плечами — этот галльский жест пережил столетия.

— Вы привезли меня сюда. Я слушал и учился. Я знаю законы, запрещающие рабство, и законы, которые запрещают вам приводить в этот мир людей вроде меня.

Темные глаза сузились.

— Я должен вам деньги, — упрямо продолжал Маркус. — Ту сумму, которую вы заплатили тогда за меня. Но я больше не ваш раб. Это Ла-ла-ландия, не Рим.

Он бросил тетради на кровать.

— Вот записи, которых вы ждали. Люди, которые отправлялись в Рим и Грецию исключительно ради борделей. Люди, которые возвращались с интересующими вас объектами искусства. Люди, которые имели по возвращении дела с Робертом Ли, и те, которые не имели.

Он протянул жестяную коробку.

— Вот бОльшая часть тех денег, что я вам должен. Еще несколько недель — и я заработаю остальное. Если вы скажете мне, как вас зовут, — он позволил себе несколько саркастических ноток в голосе, — я мог бы послать их вам в Верхнее Время.

Его бывший господин продолжал стоять неподвижно, глядя на него. Потом, очень медленно, он взял у него коробку и отложил в сторону не открывая.

— Мы поговорим об этом позже, Маркус. Что же насчет моего имени… — быстрая улыбка коснулась его губ, не затронув темных наблюдательных глаз, — меня зовут Чак. Чак Фарли. По крайней мере, — он глухо усмехнулся, — на сегодня. А завтра… — Он пожал плечами. — Давай-ка взглянем на твои записи, ладно?

Он протянул руку.

Маркус, разрывавшийся между желанием не сдавать позиций и надеждой на то, что бывший господин поймет его и примет его условия выплаты оставшейся части долга, колебался. Потом медленно подобрал тетради и протянул ему.

— Ага… — Чак Фарли опустился в кресло и включил торшер, потягивая виски и пробегая глазами Маркусовы заметки. Время от времени он отпускал замечания, ничего не говорившие Маркусу.

— Интересно… Гм, ну, теперь ясно… Конечно… — Он мрачно усмехался. Маркуса снова пробрала дрожь. Фарли прочитал все тетради, ни разу не подняв на него глаз. — Ты очень хорошо справился, Маркус. Я поражен твоим вниманием к деталям и тщательностью, с которой ты вел записи. — Он сделал жест рукой, в которой был зажат стакан. Ледяные кубики, как кости, звякнули о стекло. — Ладно. Теперь второй вопрос. Посмотрим, сколько тебе осталось платить, идет?

Он открыл наконец коробку и сосчитал деньги — это все, что было у Маркуса, — и почти все, что заработала Йанира. Они оставляли себе не больше, чем требовалось на пропитание детям.

Фарли тихо присвистнул.

— Ты смог сберечь столько, платя за квартиру на Вокзале? Я поражен еще больше. — На этот раз взгляд его был полон улыбки. Маркус поборол дрожь. — Ладно, — он отложил коробку, нашел еще стакан и налил теперь уже им обоим, — давай-ка отпразднуем, если ты не против, твое освобождение. Да, мы выпьем за твое освобождение. Ты сможешь заработать остаток без особого труда.

Маркус механически принял у него стакан. Точнее, он ощущал себя как в тумане, не зная, что ему думать.

— Собственно, ты можешь избавиться от этого долга сегодня же, если выполнишь для меня небольшую работу.

Маркус ждал, не прикасаясь к виски.

Фарли улыбнулся:

— Пей. Мы же празднуем, не забывай.

Он выпил. Виски обожгло ему горло. Он все-таки удержался — с трудом, — чтобы не закашляться. Его язык не привык к виски, несмотря на то, сколько он разливал его клиентам на работе.

Чак Фарли — или как там звали его по-настоящему — говорил что-то. Маркус постарался внимательно слушать, невзирая на быстро распространявшиеся по телу тепло и неприятную сонливость.

— Далее. Сегодня вечером я собираюсь в Римские Врата по делам. У меня с собой много багажа, и мне не хотелось бы оставлять его здесь. Случается, что вещи пропадают даже из багажа, оставленного на хранение в гостинице. — От его улыбки по спине Маркуса пробежала дрожь. — Гм… Я скажу тебе, что ты должен сделать. Послужи сегодня моим носильщиком, помоги мне доставить багаж в гостиницу, и мы будем считать, что ты расплатился с долгом. Я знаю, что вы, из Нижнего Времени, все время подрабатываете носильщиками. Если ты согласишься, я сэкономлю неплохие деньги, а ты разделаешься с долгом. — Его глаза блеснули, но темным светом — словно черные алмазы.

Фарли уже улыбался. Виски быстро разбегалось по жилам. Фарли снова наполнил его стакан.

— Пей до дна, Маркус! Сегодня праздник, твой праздник!

Он выпил, ощущая, как горячий жар проваливается в его желудок и пожаром охватывает все его тело. Голова шла кругом. Вернуться в Рим? Одна мысль об этом так пугала Маркуса, что руки его, не удержав стакан, плеснули дорогое питье на еще более дорогой ковер. Он допил остаток, чтобы не заставлять Кита Карсона тратиться на чистку еще больше.

Вернуться в Рим? Но ведь это быстро и без особых хлопот избавит его от оставшейся части долга.

Пронести несколько сумок через Римские Врата и вернуться свободным человеком к женщине, которую он любит, и к детям, рожденным от их любви. Так просто… Фарли улыбался и беззаботно болтал, подливал ему в стакан, предложил сесть, даже завел разговор о людях, упоминавшихся в его сухих, деловых заметках. Маркус отвечал, рассказывая о них, о тех странных сексуальных объектах, которые они провозили контрабандой для богатых коллекционеров из Верхнего Времени, собиравших любые изделия из керамики, камня или слоновой кости — только бы они касались секса. Если честно, Маркус не понимал, из-за чего столько шумихи. Он вырос, окруженный таким обилием секса во всех его проявлениях, что для него это было все равно что видеть знакомую фигуру Конни Логан в ее причудливых одеяниях у нее в салоне.

Он пил, говорил и сквозь дымку опьянения слышал свой собственный голос, обсуждавший условия его освобождения от долга. Работа носильщика на время экскурсии в Рим. Его честь не ущемляется. Но он не мог отделаться от мысли, что заключает сделку с самими богами подземного мира.

— Хорошо! Очень хорошо! — Фарли посмотрел на часы. — Еще час с небольшим, и Врата отворятся. Нам пора переодеться, не так ли? Я буду ждать тебя здесь через… скажем, через пятнадцать минут, ладно?

Маркус понял, что бездумно кивает, соглашаясь, потом на нетвердых ногах вышел в коридор и, пошатываясь, спустился вниз и еще вниз — в свою опустевшую квартирку. В коробке на дне гардероба до сих пор хранились туника и сандалии, которые были на нем в те первые дни на Вокзале. Когда он надел их, они показались ему чужими. Он оставил футболку, что подарила ему Йанира, лежать на кровати вместе с написанной нетвердой рукой запиской — куда он отправляется и зачем. Потом в одежде римского бедняка решительно вернулся в «Замок Эдо».