– Ага! – радостно сказал он. – Если дядя Север нас не выдаст!

Я, если честно, остолбенел, а Эсси усмехнулась и сказала:

– Вот тебе красавица с чудовищем! Вернее, наоборот!

– Ну тебя, – отмахнулся я. – Скажешь тоже… Лабива, золотце, опасно тебе здесь оставаться. Охотники совсем недалеко, я сам едва ушел!

– Ты? – вскинулся Юрек. – Погоди, дядя Север, я что-то не пойму… ты и ее знаешь, и сам… ты сам…

– Да, я сам нежить, – с досадой ответил я. – Но людей не ем. Я вообще не ем, не бойся. И держи язык за зубами! И так вон протрепался… Думаешь, я с топором правда по дрова пошел? Кузнец меня попросил разузнать, что там за чудище, о котором ты болтаешь, ну и… сам понимаешь…

– Нет-нет-нет! – в голос заревел мальчишка и вцепился в Лабиву. Та погладила его по голове мохнатой лапой и тяжело вздохнула. – Не отдам ее! Это мое чудовище! Мое!!! Я лучше с ней в лес жить уйду, только пусть не трогают!..

– Великий Нижний, как же вы мне надоели… – сказал я и поднялся на ноги. – Пойдем.

– Я думаю, Великий Нижний выражается примерно так же, – хихикнула Эсси, с большим удовольствием наблюдавшая это представление.

– Ты-то уж не доканывай, – попросил я.

Весса топила печь. Дым шел столбом, я прочистил дымоход буквально на днях, теперь тяга была в самый раз.

– Хозяйка, – сказал я, – ты говорила, что могла бы взять сиротку, если б я остался?

– Могла бы, – нахмурилась она, отирая руки о передник.

– Но поскольку я как мужчина негоден, сошел бы тебе просто работник по хозяйству? Чтоб и за скотиной смотреть, и прибраться, и починить чего, и вспахать… А? Только за одну лишь кормежку.

– Я б не отказалась, – сказала Весса настороженно. – А что?

– Да вот, – вздохнул я, – у кузнеца приемыш, а у приемыша – нянька обнаружилась. Ты только не пугайся, она людей не трогает.

Хозяйка попятилась при виде Лабивы, но все-таки сдержалась. Такой силы духа еще поискать!

– Так это ж нежить! – севшим голосом произнесла она.

– Нет, хозяйка, Лабива живая, – улыбнулся я. – Нежить – это я. Я уж много лет как помер.

Весса приоткрыла рот. Потом потрясла головой.

– Но ты же мужик как мужик! – выпалила она. – Ну разве что не… того-этого!

– Ну так нежить разная бывает, – ответил я. – Оставишь Лабиву с Юреком? Я за нее ручаюсь, она добрая, нянькой служила, а теперь вот скитается… А мальчик подрастет, будет тебе помощником, у кузнеца-то своих полно!

– Так ее ж в топоры возьмут… – опасливо пробормотала Весса, подойдя поближе. – Экое страхолюдище! Да ты чего? Чего?! Ты что, плачешь, что ли?!

– Не обижай ее! – завопил на всю улицу Юрек и снова обеими руками вцепился в Лабиву, из оранжевых глаз которой и впрямь покатились слезы. Чувствительная она донельзя! – Не обижай, она добрая, я ее люблю, я лучше с ней буду жить, чем с людьми!

– Да погоди ты, – одернула Весса. – Чего голосишь? Сейчас как понабегут бабы, покою не жди… Эй, чудище…

– Ее Лабивой зовут, – вставил я.

– Ага… Лабива, ты чего делать умеешь? Ну, стряпать – это я сама, а там воды наносить, дров наколоть, скотину обиходить сумеешь?

Лабива утерла глаза и покивала. Ее пепельно-рыжая шерсть развевалась на ветру.

– Я, госпожа, все умею, – застенчиво произнесла она. – Стр-р-ряпать тоже. И ем мало. И сплю во двор-р-ре. И за кор-ровой ходить умею, и за козой, и за птицей. Вы не глядите, что я такая… не как люди.

Весса помолчала. Юрек снова прижался к Лабиве.

– А, пес с вами, оставайтесь, – сказала наконец моя хозяйка. – Север вон уедет, а мне что делать? Кузнецу и впрямь своих ребят хватит, а у меня никого. Юрека к себе возьму, я его родителей помню, хорошие были люди. А ты, – кивнула она Лабиве, – помогать будешь. И чтоб не шалила! Чуть скажу – живо в подвал, а то шастают всякие, ищут…

– Думаешь, в деревне не удивятся, что у тебя такая гостья? – не удержался я.

– Пускай удивляются, – хладнокровно сказала Весса. – Ты вон один за две недели чего наворотил! А если эта лохматая приживется, мы горя знать не будем! Пусть остается… Чего уж… Говоришь, нянькой она была? Юрек с ней поладил, скотина ее не боится, значит, не дикий зверь. Уживемся как-никак…

Лабива шмыгнула носом. При ее внешности это было… впечатляюще.

– А я поеду, – сказал я. – Солнце еще высоко, так что… Пора мне, хозяюшка. Вы не пропадете, Лабива вот поможет, она сильная, не хуже мужика. То есть хуже, но только в одном… Но тут уж, прости…

– Ладно тебе, – отмахнулась Весса, подошла и обняла меня. – Мог бы и сразу сказать, что неживой.

– Так ты б меня выгнала.

– Нет, милый, не выгнала бы, – криво улыбнулась она. – Мужа моего тоже мертвяком сделали. Сослуживец весточку передал, мол, видел его убитым, а потом – во вражеском строю. Если б он был такой, как ты, разве ж я бы его смогла за порог выставить, сам подумай? Иди, гладкой тебе дороги… Коню твоему я овса насыпала, хватит хоть насколько…

Вот так я и ушел.

– Юрек! – слышал я за спиной командный голос. – А ну живо коз загони, ужин поспел! Лабива, иди в дом, не на крыльце ж тебе ночевать, чудище лесное… тьфу, с тебя шерсть-то как летит! Дай вычешу, потом спряду, что ли, все польза!

«Они не пропадут», – подумал я, выезжая на дорогу. Как уж Весса будет разбираться с кузнецом по поводу Юрека, меня не волновало. Договорятся как-нибудь, тут все свои. И Лабиву не выдадут, тот же кузнец ее в своем подвале спрячет…

– Иногда я даже верю в людей, – задумчиво произнесла Эсси, пристроившаяся у меня за спиной.

– Я тоже, – улыбнулся я.

Впереди лежала долгая дорога…

Эпилог

Мы добрались до места только осенью. До листопада еще было далеко, но уже золотились березы, особенно яркие на фоне темных елей, алела рябина, а по утрам трава серебрилась инеем.

– Вот это… вот это да, – прошептала Эсси, когда Везунчик неторопливо вывез нас из-за поворота.

Я тоже прикрыл глаза, вспоминая, потом открыл… Все было на месте. Серое облачное небо, редко-редко в нем прорывается ярко-синее окошко с ослепительным солнцем в зените. Свинцовое море с редкими золотыми бликами на воде, рыбацкие лодки качаются на волнах, такие маленькие издали, а совсем уж на горизонте маячит корабль с полосатым парусом…

Черный лес на ближнем холме. Синий лес на дальнем холме… Это просто названия, там одинаковый ельник, но они кажутся именно такими, и мы привыкли их так называть.

– Мой дом был вон там, – указал я, – на обрыве. Высоко, страшно, мне все мальчишки завидовали!

– Там и сейчас дом стоит, подворье большое, – сказала Эсси, взмыв повыше и вернувшись. – Но ты… не знаешь, твоя это родня или кто-то чужой?