Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да что вы знаете…
– Я-то как раз знаю.
Мужчина оторвал взгляд от огня. Глаза у него были мутные, будто подернутые пленкой.
– И хорошо, что знаю, иначе шла бы ты уже обратно к патрулям. Хорошие были ребята. Но то, что их выкинули, говорит о том, что они не вписывались в ционскую парадигму. Но и под землей я Ланса тоже бы не представил. Его подружку я не видел, но Ланс мне про нее рассказывал. Тоже не подземный материал. Я сказал бы, что ты такая же. Но Ниил? Он-то как сюда вписался?
Я подняла голову:
– Я хочу выйти в руины. Я не собиралась здесь оставаться. Мне нужно найти мою подругу Риину. Времени у меня мало.
В кружке вдруг ударил хохот. Люди задвигались, принялись весело переговариваться. Громче всех смеялась женщина – острые скулы, тонкий нос, ярко-рыжие волосы заплетены в косу и уложены вокруг головы короной.
– В руины она хочет… Деловая! – Голос у рыжей был жесткий, шершавый. – Твою подружку, свежачок, тетра сожрет к полуночи. И тебя тоже, если попрешься.
– Тетры за стеной нет. Вам же врут, как вы не понимаете! – крикнула я.
И тут же съежилась, потому что бахнул второй взрыв хохота, еще громче.
– Ах нет там никакой тетры?
– Ну да, точно!
– Чего это мы тут сидим, правда?
Рыжая с каким-то странным сочувствием улыбнулась:
– Это тебе Ниил наплел? А ты и поверила, да?
Я вскинула подбородок, стараясь не чувствовать себя жалко.
– Ниил… он…
– Свежачок… – протянула рыжая. – Как же ты попала…
– Ясно все.
Мужчина отвернулся, приложил руки к стеклу фонаря, и зеленое пламя заплясало на его ладонях. Потом оторвал, сжал пальцы в кулаки, разжал. Казалось, он никак не может разогнать холодную кровь. Из круга на меня тоже больше не смотрели. Потеряли интерес, стоило мне заговорить про Ниила, и только три девушки, одетые в линялые цветастые платья, все еще косились на меня, склонив друг к другу головы.
Маора тронула меня за плечо:
– Пойдем. Покажу, где сможешь устроиться.
Но я снова повернулась к кругу:
– Как мне выйти в руины? Вы знаете, как туда добраться?
На меня не взглянули.
– Вы меня слышите?
Теперь на меня смотрела, сощурившись, только рыжая.
– Вы же знаете, – бросила я ей.
– Знаю, – кивнула рыжая.
– Так покажите.
Она переглянулась с мужчиной, гревшим руки у фонаря, нехотя приподнялась и выбралась из круга. Взяв меня за плечо, она наклонилась к самому моему лицу:
– Свежачок, остынь. Нет никаких руин, забудь. Все, что тебе здесь могут предложить, – это угол и кое-что пожрать, если будешь работать. Все.
– Мне не нужен угол, не нужна еда. Вы меня слышите? Я хочу уйти.
– Какая настырная. Это из-за Ниила, да? – Рыжая подмигнула.
Я задохнулась:
– Мою подругу исключили. И на закате…
– Что на закате?
– На закате пройдет патруль… Ей конец!
– Ясное дело, ей конец. Свежачок, ее исключили. Какой патруль?
Я прикусила язык. Почему мои слова звучали так глупо? Может, потому, что я сама этих закатных патрулей не видела?
– Слушай, свежачок. – Рыжая взяла меня за руку и отвела чуть в сторону. Держала она ее с какой-то повелительной нежностью, и взгляд у нее был такой мягкий, такой весело-сочувственный, что мне стало тошно. – Выкинь из своей головушки все, что тебе наговорил Ниил. Я хорошо его знаю. Да все его тут знают. Он часто сюда приходит. Развлекается с девчонками.
Я невольно глянула на девушек, склонившихся друг к другу у края круга. Одна, в линяло-сиреневом, очень красивая, недобро на меня зыркнула.
– Ты вообще знаешь, кто он такой?
Я все смотрела на девушек, и другая – светлоглазая блондинка – поймала мой взгляд и скривилась. Я поежилась. Ниил не мог с ними всеми спать.
– А вы знаете?
– Я знаю, – оскалилась женщина. – Уж я-то, поверь, отлично знаю. Он симпатичный мерзавец, тут полподземки по нему сохнет. Когда приходит, такой щебет поднимается… Но ты о нем думать забудь. Решай свои проблемы, девочка, а о парне забудь.
– Но я и решаю! – воскликнула я. – Именно поэтому я и прошу показать мне дорогу в руины…
– Руины, руины… Я тебя спросила: ты знаешь, кто такой Ниил?
Я облизала пересохшие губы и закрыла рот. Я не знала, кто такой Ниил. И не понимала, почему нужно говорить о нем.
– Он Новый, девочка. Почему, думаешь, он за стеной живет и до сих пор не подох от тетры?
Я смотрела на рыжую не мигая, и та продолжила, не дожидаясь моего ответа:
– Потому что он машина. Синтетик. А тетра таких не берет. Потому и живет не тут, в нашей уютной помойке, а где хочет.
– Откуда вам знать?
Голос меня почти не слушался. Звучал хрипло и, наверное, жалко.
– Что его тетра не берет? Ну, милочка, это очевидно. Он не первый год снаружи шляется. И до сих пор жив.
– Нет, я про… про синтетику. Про Новых. Откуда все это?
– О, а это очень интересная история. – Рыжая снова оскалилась, обнажив потемневшие зубы. – Почти легенда. Очень давно, еще до меня… Да до всех, кого ты тут сегодня увидела… В общем, давным-давно здесь жил нулевик. Все думали, он поехавший. Болтал какую-то дичь, совал всем какие-то бумажки… Бумажки, конечно, в итоге все сожгли. Растопка, сама понимаешь, вещь полезная. Но кое-кто эти бумажки почитал… А там про каких-то «Старых» и «Новых». Что, мол, на смену старому поколению придет новое. И Новые эти будут почти бессмертны. Они вроде как нашли метод пересадки, при котором синтетические органы приживаются как свои. И что сменить можно будет не только больную почку, а вообще все. Больное, здоровое… Совсем все. То есть почти все. Кроме одного участка мозга.
– Один процент, – прошептала я, слушая, как гулко стучит в ушах пульс.
– Ну типа того. Машина, которая все еще считает себя человеком.
Ниил знал, что говорить ли’Бронаху. «Один процент». Ли’Бронах, ла’Гарда, Ганн, Сора… Неужели и Ниил? Но его кровь… Обыкновенная красная кровь, как у любого человека. «Это ничего не доказывает», – зачем-то сказал он тогда.
Меня замутило. Я отступила, ища, куда бы присесть, и плюхнулась на край какого-то ржавого листа. Перед глазами поплыло, в ушах зазвенело, пальцы одеревенели, и я поняла, что еще немного, и я потеряю сознание.
– Да ты чего, свежачок? Втрескалась в него, да? Это ничего. – Рыжая присела рядом и с грубоватой нежностью погладила меня по голове. – Пройдет. Он красавчик, ну да. Но он не человек.
Я смотрела на рыжую, и в голове только ватно пульсировало.
– Просто покажите мне