Хочу. Больше всего на свете. Отчаянно и бесполезно… потому что мое желание почти недосягаемо.

Это будет так эгоистично с моей стороны обрекать Лейлу на жизнь со мной.

Да, когда я буду находиться «в себе» я сделаю ВСЕ, чтобы превратить ее жизнь в сказку. Я буду оберегать, защищать и заботиться о Леа. НО каждый раз, глядя ей в глаза, я буду понимать, что в любую секунду демон внутри может одержать верх и обглодать ее нервы и тело до косточек.

Хочу безумно.

Не имею права.

Обрекать ее…

Коробка с кольцом, которую храню в кармане пиджака, буквально горит там от всех этих мыслей. Прожигает ткань.

Но что, если я попробую? Что, если я смогу вылечиться? Что, если она действительно тот якорь, который поможет мне удерживать сознание? Это риск, и риск с возможностью смертельного исхода, но как я уже сказал, я жуткий эгоист.

— Кай, я настаиваю на твоем браке с Брук, — произнес Барт, вкладывая во взгляд всю свою власть, но я только зеваю в ответ. — Удержим компанию, и делай что хочешь, хоть на своей рабыне женись…

— На этой шлюхе, что прилюдно отсосала другому, — фыркнул Трой, отчего я подпрыгнул, как ошпаренный. Все мысли в голове спутались, а очнулся я только тогда, когда мой кулак уже болел от ударов по челюсти Троя.

— ************ Щенок, — выругался, сплевывая в его сторону. Перевел взгляд на Барта: — Через два дня на вечеринке в честь дня рождения нашей дебильной компании я объявлю о помолвке.

— Это правильно, Кай…

— Только моей невестой будет женщина, которая мне нужна. Мелисса Харт станет Лейлой Стоунэм, и если вы оба мне помешаете, то я за себя не ручаюсь, — процедил сквозь зубы, моя рука взметнулась в воздух и указала им обоим на дверь. — А ТЕПЕРЬ ВОН ОТСЮДА! ВОН, Я СКАЗАЛ!

Мой голос сорвался на истошный крик. Барт не стал со мной спорить, и Трой перед уходом смерил взглядом «я тебе отомщу», но мне это показалось милым и забавным.

Никто не имеет права указывать мне, что делать.

Только бы она сказала «да». А дальше… мы со всем справимся.

Лейла

Мой Кай вернулся ко мне, и жизнь снова наполнилась красками.

Когда каждый вдох — полной грудью, когда кажется, что даже воздух имеет вкус.

Когда не могу уснуть без его поцелуя в шею.

И когда нежность Кая больнее, чем его грубость.

Я давно взята в плен, порабощена Владыкой своего мира, но теперь… я чувствую себя любимой. Нужной. По-настоящему.

Легкость в душе была бы обнадеживающей, если бы не страхи, которые терзали меня, когда вспоминала о его болезни.

Я не могла решиться поговорить с Каем об этом. Но пока… Стоунэм вел себя так, что почти не давал повода мне вспоминать о том, что я узнала.

Я просыпалась от звуков его поцелуев на моей коже, от ощущения его энергии и тепла на себе.

Коже к коже… так близко.

Я засыпала, измученная после его ненасытной страсти, совершенно растворяясь и проваливаясь в Кая словно в самый сладкий сон.

Наконец-то он был без кошмаров.

Ненадолго…

Кай дал мне долгожданную свободу (относительную), и я даже виделась с подругами, братом и родителями, по-прежнему оставаясь под надзором охраны. Но я уже привыкла к этому, к тому же из-за ослепившего меня счастья я ничего вокруг не замечала…

— Малышка, послезавтра едем в особняк на Стейтен-Айленде, — Кай раздевался на моих глазах, вернувшись домой.

— Ммм… зачем? — он кинул на кровать пиджак и рубашку, и я легла на них, похотливо ему улыбаясь. Я только что приняла душ и ждала его в красивом белье и тонком шелковом халатике.

— День рождение компании, вечеринка… — Кай заметил, как я изменилась в лице. Не нравились мне все эти их вечеринки, особенно если вспомнить, чем для меня такое кончилось в прошлый раз.

— Леа, тебе не о чем волноваться, — произнес Кай, поддевая мой подбородок повелительным жестом. — Теперь между нами все иначе.

Я киваю, но на душе мне все равно как-то неспокойно.

— Идешь в душ со мной?

— Я подожду тебя здесь, — облизываю губы, веду плечом, глядя на его полные губы. — Или где-нибудь… на рояле?

— Будь добра, с раздвинутыми ногами.

— А нет, мистер Стоунэм, вам придется хорошенько попотеть, чтобы их раздвинуть…

— Плутовка, — Кай слегка шлепнул меня пальцами по губам. Стоунэм направился в ванную, я засмотрелась на его рельефную спину…

В кармане его пиджака завибрировал телефон.

— Киса, нажми отбой, — бросил он и исчез в ванной. Со вздохом полезла в карман и… наткнулась на телефон и что-то небольшое и бархатное. Сердце пропустило удар.

Два удара.

Или три…

Визг застрял где-то в груди, пока я дрожащими пальцами нажимала «отбой» на вызов от Чарли.

Ненавидя себя за любопытство, я подвинула коробочку, обещая себе взглянуть просто… просто на маленький кусочек коробочки.

Но понимаете… она была бирюзовой. Цвета «Тиффани», что я узнаю из тысячи. Гребанная коробочка из моих снов. Она была в кармане Кая, и…

Это нехорошо. Смотреть, что там.

Но это наверняка какие-нибудь сережки. Это не может быть кольцом. Просто не может быть.

Я убрала руки от его пиджака, чувствуя жуткое жжение и жар в ладонях.

Нет. Я бы не смогла побороть любопытство, даже если от этого бы зависела жизнь всего человечества…

Сама не заметила, как достала коробку из кармана и открыла, зажмурившись.

А потом открыла…

Боже, это кольцо.

Боже…

Я дура…

А потом просто начала плакать, глядя на идеальное кольцо из розового золота. Оно было усыпано сапфирами и брильянтами, что представляли собой знак бесконечности. Изящное, жутко красивое… баснословно дорогое.

Бесценное.

Сердце в груди запорхало и пустилось в пляс вместе со всеми бабочками… я не верила.

Просто не верила своим глазам. Я спрятала коробочку обратно в карман, вытерла слезы полами шелкового халата. Откинулась на кровать, чувствуя тряску в кончиках пальцев рук и ног.

Ох… чувства переполняли.

Боже, Кай… он… правда, любит меня? Хочет сделать предложение?

Хочу ли я этого?

Больше всего на свете. НО…

Демонический внутренний голос раздается в моей голове, разбивая мои мечты на осколки:

— Радуешься, сучка? Думаешь, он бы сделал тебе предложение, зная, что ты соврала ему? Мало того, что с другим трахалась. Дак еще и СОВРАЛА! Ты лгунья, Лейла! Знай он об этом, давно бы тебя бросил. Это то, чего ты хочешь? Начинать жизнь с Каем со лжи? Сама обвиняешь его во всех смертных грехах. А на себя не смотришь. Он хотя бы