Я тяжело вздыхаю и отрицательно качаю головой.

— Нет. Не считая сегодняшнего, — я кидаю взгляд на кресло, на котором недавно восседал Кевин. — Нужно… твоя рука… Кай. Что с тобой?

— Я ненавижу себя за это, Леа. Если бы это случилось снова… я никому тебя не отдам. Помнишь? — шепнул он, снова прижимая меня к себе.

Помню.

ГЛАВА 17

Кай

Каково это открыть глаза и понять, что недели твоей жизни слиты в унитаз? Прожиты за тебя? Трудно объяснить.

Чувство такое, что все это время я беспробудно бухал, как последний ублюдок. Не просыхая.

Я был там. В тюрьме своего сознания. На дне, где нет ни окон, ни дверей, ни света. Лишь слабый луч в лице Лейлы, что то и дело прорезался сквозь всю мою тьму. Я лишь иногда вырывался на волю, но и в эти дни себя не контролировал.

Вот так несколько недель жизни моей Деймон пропил, прожил, потратил… такого никогда раньше не было.

После того, как я почти убедился в том, что победил его и стал полноценным, мое сознание вновь поставило меня на колени. А самое страшное, что с Лейлой могло что-нибудь случиться. Мне предстояло разобраться в целой куче из дерьма, что накопилась за все эти недели. Попытаться вспомнить хоть что-нибудь, разобраться в записях Деймона, которые, я надеюсь, он вел. Посмотреть фотографии, видео, узнать у Чарли… где я был, что делал?

Все это отошло на второй план, потому что сейчас, именно сейчас я не мог надышаться девушкой, которая невесть что снова пережила.

Тройничок, блядь. Он долбанулся. Конченный.

Еще больше вводило в ступор то, что он, судя по всему, до этого дня не сделал ей ничего плохого. В спальне на тумбочке Лейлы даже цветы стояли. Ублюдок… он играл в меня или запал на нее сам?! Нихера не понимаю, но от злости горят вены.

Я думал, что умер. Что я не вернусь. Что больше никогда ее не увижу. Я был готов рыдать, как маленький, когда снова увидел ее. Что это, если не полный п… з. ц?

— Я поступил, как тварь. А ты носишься со мной, — глядя в одну точку произношу я, чувствуя, как Лейла сидит рядом и заматывает мои окровавленные руки. Приклеивает на бок большой пластырь, где меня царапнул разбитый осколок. Боли я не чувствовал от ярости, но было приятно ощущать ее бархатные руки на своем теле. Я хотел, чтобы это длилось вечно.

— Не знаю. Может, это был твой очередной урок? Проверка на вшивость? Ты мне скажи, — девушка пожала плечами, и я впился в нее жадным взглядом. Боже…

Ревность сжигала меня изнутри, когда я увидел засосы на ее шее и красные отпечатки от собственной ладони (Деймона) на ее бедрах. Она переоделась в шелковые шортики и маечку лазурного цвета, волосы заплетены в небрежную гульку, а на лице нет ни грамма макияжа. А я хочу ее, как проклятый.

Черт… а что если он снова проснется? Отпустить, отпустить Лейлу. Все, что нужно сделать, это отпустить ее… ради блага.

Но не могу.

Хочу побыть с ней.

В последний раз? Не знаю. Как хочется быть с ней, и как это невозможно. Оттягивать расставание, только делать хуже нам обоим.

Но не могу иначе, не могу устоять, когда моя киса рядом. Когда ее пальчики скользят по моему прессу, обрабатывая рану… по затылку скатывается увесистая капля пота, и я выдыхаю, чувствуя жидкое пламя метнувшееся к паху.

Черт.

— Вроде обработала, не больно? — заботливо спрашивает она. Ее зубки врезаются в полную нижнюю губу, а я готов кончить от этой картины, как подросток.

Она, блядь, просто прикусила губу!

— Больно, — выдыхаю, и ее взгляд меняется, когда она понимает, что я сейчас не о физической боли говорю. Она начинает покусывать губы, сглатываю, опуская взгляд ниже. Хрупкие ключицы, красивая шея… соски стоят торчком, призывают меня через гребанную майку.

— Где болит? — ее голубые глаза загораются, она залазит на меня сверху, и я с шумом выдыхаю, когда ее внутренняя поверхность бедер соприкасается с низом моего живота. — Где у тебя болит, малыш?

По телу бегут мурашки, мой член дергается, упирается прямо в нее.

Когда Лейла наклоняется, нависает надо мной на руках, чувствую боль от сладкого трения с ее кожей. О да, киса. Мне больно. Но это такая сладкая боль.

Я хочу ее больше.

Я хочу глубоко.

И жестко. И медленно.

В тебя…

— Леа… — поднимаю израненную руку, чтобы схватить ее, но чувствую боль. Киса останавливает. Она хочет сделать все сама… у меня аж в глазах рябит от такой перспективы. Здоровой рукой резко тяну вниз майку, сердце заходится от этой картины: обнаженная круглая грудь с темно-розовыми камешками. Я хочу, чтобы она тряслась перед моими глазами… Леа наклоняется, подставляя моим губам маленькие соски, тающие под ласками моего языка.

Лижу по очереди каждый, сминая сиськи, которыми наверняка грезил в тюрьме своего сознания.

Не помню. Но знаю.

— Кай. Такой твердый, — она покачивает бедрами на моих, и я готов умереть.

— Блядь, малышка, ты меня убиваешь, — шепчу, поправляя ее волосы, заглядываю в искрящиеся желанием и любовью глаза. — Красивая, моя девочка. Только моя. Моя, — шепчу, снова нападаю на ее сиськи. Языком играю с ее сосками, слегка покусывая. Леа стонет, выдыхая. Нежность убивает реально, и как одержимый, я хватаю ее здоровой рукой. Отодвигаю, корчась от боли, другой рукой ее шорты и одним резким махом проникаю в самую глубь бархатного тепла.

Твою ж мать… Кайф.

Она двигается на мне, то плавно замедляясь, то скачет, словно дикая кошка. Ее грудь во власти моей руки и языка, и в конце мы меняемся ролями. Я шлепаю ее по заднице, проникая все глубже. Ток из пламени бьет в поясницу, член сжимается в тисках ее неудержимой страсти, и я кончаю в кису, хорошенько насадив ее на свой ствол. Прижимаю к себе, наслаждаясь ее судорогой.

— Ты здесь, — почему-то плачет она, крепко переплетая пальцы наших рук. Ладонь к ладони. Рука в руке.

— Я здесь. Все будет хорошо, — уверяю ее, подозревая, что не будет.

Ничего уже не будет.

Если я потеряю себя, в самое ближайшее время не будет «нас».

Лейла

Мы снова потерялись в себе, растворяясь друг в друге.

Внутри все слегка саднило от нашей страсти, но мне было все равно. Сейчас. Когда в теле была приятная слабость…

Страхи выглядывали из закоулков моей души, и я смотрела на Кая, боясь уже не только