– Солнышко мое, если будут спрашивать, где бы тебе хотелось родиться, пожалуйста, скажи, что в нашей семье, – заливалась слезами мама, – я еще вполне могу иметь детей и не побоюсь, даже если это произойдет через пять или десять лет, все равно! Только уж лучше, если побыстрее.

– Ах, я бы и сама с радостью начала все сызнова, – мечтательно всплескивала руками Ираида Александровна, умиляясь картиной счастливого семейства, – только вот, кто из добрый людей примет такую образинищу? Моя семья почитай уже сколько лет все на кладбище, в смысле… – она закашлялась. – А здесь, здесь у меня никого не осталось.

– Кто-нибудь да родит, – утешил ее Виктор Казимирович, – женщины – особые существа, через них осуществляются контакты с Миром Духов. – Вы непременно получите новый шанс и родитесь в хорошей семье.

– Да уж, да уж. В детстве, помнится, и рисовать была горазда, и пела что соловушка. Только года не те были, время тяжелое. Пришлось школу оставлять, работать идти. Так вся жизнь – коту под хвост.

– Вот поэтому новая непременно лучше будет. Не потому, что вы страдали, а оттого, что поняли что-то. Ведь это всегда так, ученика переводят в следующий класс не потому, что он честно за партой год промаялся, а потому что новыми знаниями обогатился, сильнее и мудрее стал. Не совершенствуется душа страданиями, это вы уж как хотите. Огрубляется, озлобляется только. Совершенство происходит через осознание и изменение. Так, и не иначе.

Потом зашел разговор о родственниках семьи Полянских, к кому следовало определить Казика. Бабушка Софи, светлая ей память, должно быть, переехала в загробный Париж, где слушала теперь орган в Соборе Парижской Богоматери или гуляла вдоль Сены. Родственники Виктора Казимировича продолжали жить в Крыму, родители Полины Полянской, в девичестве Орловой – мамы Казика – тоже были еще живы. Тогда выбор пал на давно почившую сестру Софи Полянской, бывшую балерину Мариинского театра Матильду Иосифовну Шельцберг, которая жила в том же микрорайоне, что и Ираида Александровна. Последнее облегчало ее дальнейшие встречи с Казиком.

На выцветшей фотографии, показанной мальчику папой, стояла смешная старушка в шляпе со страусовыми перьями, вязаной крючком кофточке и в стильных брючках с пуховыми опушками.

Несколько смущал тот факт, что Казик родился многим позже того, как умерла Матильда Иосифовна, но зато она должна была помнить Витю Полянского, приходящегося ей племянником, и его отца Казимира – сына любимой сестры. Кроме этого – живые родственники Полянских неоднократно признавались в том, что тетушка Матильда, как принято было называть ее в семье, или тетя Мотя, как говорили за глаза, часто являлась своим родственникам и посещала любимый театр, где ночью, по свидетельству сторожей и уборщиков, переодевалась в костюмы и танцевала на сцене.

Но это еще не все: увидев фотографию балерины Шельцберг, Ираида Александровна испустила восторженный вопль, достойный вождей каманчей. По ее словам, Матильда Иосифовна не только проживала в нескольких остановках от ее дома, но и отоваривалась черными монетами у того же поставщика, приходя для этого раза два в месяц на кладбище.

И, судя по слухам, Матильда Иосифовна относилась к тому редчайшему типу людей, которые могли бы признать своим родственником мальчика, рожденного многим позже ее смерти.

Матильда Иосифовна вообще могла принять любую новую для себя идею, темпераментная, любопытная, при жизни она совершила самый длинный в истории своего времени перелет на воздушном шаре, неоднократно поднималась в связке альпинистов на самые высокие и опасные склоны гор.

Посидев и попив чаю в семье Полянских, Ираида Александровна заторопилась к Василию, неся ему добрые известия о скорой встрече. Сама для себя она так и не решила, что лучше: жить вечно с одряхлевшим мужем или переродиться и начать все сначала. Впрочем, Мир Мертвых, в котором не было времени как такового – не время, а сплошная фикция для отвода глаз – давно приучил не торопиться с какими бы то ни было решениями.

И еще одно открытие сделалось доступным для закосневшего мозга Ираиды Александровны, впечатавшись там на вечные времена. Мир Живых – мир постоянных изменений и творчества. Живы те, кто творил своими руками, сердцами, кто писал бесполезные на первый взгляд поэмы и рисовал картины. Блаженны те, кто ковал мечи и доспехи, пережившие свое время, лепил амфоры… их удел – бессмертие.

Несчастны те, кто мог разве что сделать удобную скамейку, сшить юбку, приготовить обед – их жизни перешли в недолговечные предметы и испарились, когда этим предметам подошел срок.

В Мире же Мертвых творить и не пытались. Ничто не могло родиться в мире, лишенном жизни. А если кто-то и предпринимал попытки, его усилия погрязали под рутиной обычных суетных дел.

Попробуйте сделать что-то вне закона: красивую вышивку, деревянную поделку или пишите стихи. Попробуйте не только начать, а начать и закончить, вложив в произведение часть своей души. Попробуйте, вопреки сопротивлению, творить в аду! И тогда не исключено, что Мир Мертвых откроет перед вами свои врата, выпихнув вас обратно в жизнь. – Почему бы и нет?

Для наглядности, Виктор Казимирович поставил перед Ираидой Александровной и Казиком песочные часы. Две соединенные между собой емкости с золотистым песком.

– Эти песчинки – мы. – Вот мы все в Мире Живых, а кто-то, – он показал на проваливающийся вниз песок. – кто-то покидает этот мир, ради того света. – Пока понятно?

Оба кивнули.

– Либо в Мир Мертвых, либо, – он перевернул часы, – в Мир Живых. «Ничто никуда не уходит»!

– И ты вернешься, миленький, непременно вернешься к нам, – бросалась обнимать сына Полина. – Только делай там что-то, не сиди на месте. Возьми книгу сказок и каждый день рисуй к ней иллюстрации.

– Твори, и тот мир не сможет удерживать тебя! – поддерживал супругу Виктор Полянский.

– А если сможет? – с сомнением в голосе осведомилась Ираида Александровна. – Вот Казик, какой махонький, а там милиция, власти…

– Не согласится отторгнуть, значит, сам развалится, – Виктор Казимирович чувствовал себя на подъеме. – Но проще отторгнуть, протолкнуть обратно. Главное, не уподобляйся мертвым, не сиди на месте, не веди жизнь паразита, – и твоя жизнь сама пойдет в рост, и рано или поздно прорастет из Мира мертвых в Мир живых.

– Но как же, ведь и в Мире Живых полно трутней. Людей, которые всю жизнь только и умели, что водку жрать, спать да плодиться, – не отставала Ираида Александровна, – что же Мир Живых не отторг их тогда из себя?

– Возможно, они были нужны, чтобы родить детей, которые были бы пригодных к творчеству, – рассудительно кивал головой Виктор Полянский. – В природе не может быть такого, чтобы все закончившие институт врачи становились гениальными целителями. Не все, обучающиеся в Академии художеств, становятся по-настоящему великими художниками, а из литературного института, – он махнул рукой, – крайне мало, поверьте мне.

Но Господу нужно духовное горение и этих людей, можно зажечь свечу в церкви, а можно уподобить свою жизнь жертвенной свече, поддерживая огонь творчества!