– Дай телефон.

Тиг отдал мобильник, Дюпри нажал кнопку повторного вызова. Спайви ответил после первого гудка:

– Слушаю. – Фоном звучала многоголосица.

– Привет, это Дюпри. Мне все-таки кажется…

– Я знаю. Через час освобожусь и кого-нибудь пришлю.

Отбой. Дюпри перезвонил, ответила голосовая почта. Да пошел он! На кой черт делать чужую работу? Дюпри кинул мобильник Тигу, тот поймал его обеими руками.

– Ну вот, – сказал он.

Завтра. Он станет просто Аланом Дюпри, частным лицом, завидным холостяком. Смешно. Он так долго мечтал стать беззаботным холостяком, сбросить четвертьвековую угрюмость. И единственная, кого впечатлил бы новый образ прежнего Дюпри, – Дебби, некогда полюбившая беззаботного холостяка. Вот бы посмотрела на него – размечтался стать беспечным, легким, юморным.

– Ну и что нам делать? – спросил Тиг.

– Сейчас? – Дюпри пожал плечами и глянул на раскрытые папки. – Я поеду в контору писать рапорт. Ты огородишь дом лентой и дождешься, когда кто-нибудь явится снять пальчики.

– Ладно, – кивнул Тиг. – А потом?

– Потом? Потом мы закажем пиццу.

Тиг только молча на него вытаращился.

– Раз Спайви говорит, спешки нет, – значит, видимо, нет.

– Встань, пожалуйста. – В длинном коридоре Каролина окинула взглядом кабинетные двери – не дай бог, кто-нибудь выйдет и увидит эту сцену

– Тебе все равно, что я тебя люблю? – Джоэл так и стоял на одном колене.

– Мне все равно, что ты себе надумал. Тебе не кажется странным, что ты осознал свою любовь ко мне лишь после того, как переспал с кем-то другим?

– Я же признал свою ошибку.

– Ты думал, что спишь со мной?

Коленопреклоненный Джоэл опустил голову, словно на посвящении в рыцари:

– Да, я себя вел как последний идиот. Но я готов на все, лишь бы тебя сохранить.

– Прекрати. Встань.

Помешкав, Джоэл поднялся. Каролина взяла его за руку:

– Ты не можешь меня сохранить. Потому что никогда мною не обладал. Мы просто… были вместе.

– Как у тебя язык повернулся? То есть что, наши отношения ничего не стоят?

– Я не знаю, чего они стоят, – тихо сказала Каролина, – но я знаю, чего стоит ночь, когда ты переспал с другой.

Джоэл потер подбородок:

– Наверное, я глупость скажу, но до той ночи я ни разу тебе не изменил.

– Ты сам понимаешь, что это неважно. Мы оба сели на свободные места. Но по правде… – Каролина снова оглядела коридор – слава богу, никого, – я все время ждала, что на твое место придет человек с билетом. – Она как будто себе исповедовалась. – Конечно, мило, что ты мне не изменял. Но ты был готов изменить. Так что вперед.

– Да не хочу я… – начал Джоэл.

– Хочешь, – перебила Каролина. – Я понимаю, ты пытаешься стать хорошим мальчиком. Но не получается. Пока что.

– А если лет через пять я пойму, что совершил грандиозную ошибку, потеряв тебя?

Каролина усмехнулась:

– Через пять лет мне будет семьдесят шесть.

Они все еще держались за руки – левая рука Джоэла в правой руке Каролины. Свободной рукой Каролина отдала ему футляр с помолвочным кольцом.

За спиной ее послышались шаги.

– Каролина! Вот вы где!

Она обернулась и в конце коридора увидела Дюпри. Тот остановился, переводя взгляд с Каролины на Джоэла и обратно. Каролина выпустила руку Джоэла.

– Ох, извините, – сказал Дюпри.

– Все в порядке, Алан. Через секунду я освобожусь.

– Нет-нет, ничего срочного. Я потом… э-э… вам позвоню. – Дюпри потоптался, словно соображая, в какую сторону идти, затем развернулся и пошел к двери.

Джоэл привалился к стене, уставившись на футляр с кольцом:

– Наверное, сейчас тебе самое время сказать, что однажды я кого-нибудь осчастливлю.

– Возможно, когда осилишь кольцо побогаче. – Каролина улыбнулась и оттянула его от стены.

– По-моему, я вправду тебя любил, – сказал Джоэл.

Каролина его обняла:

– Хочется верить.

Джоэл прижал ее к себе, и она зажмурилась от знакомого уюта его объятий.

– Может, на прощанье мы… – прошептал он.

– Узнаю прежнего Джоэла. – Каролина его отпихнула и поцеловала: – Береги себя.

Она пошла по коридору, превозмогая желание обернуться. Наверняка Джоэл привалился к стене и смотрит ей вслед. Мощная грудь обтянута белой футболкой, руки в карманах линялых джинсов. Идеал всякой женщины. Только невзаправдашний и недолгий – вроде отпуска в Мексике или пробной поездки на машине, которая тебе не по карману.

В группе никого не было: сыщики разошлись по домам, Спайви и аналитики с телевизионщиками отправились на реку. Каролина глянула на часы: половина восьмого. Она плюхнулась за стол и ткнула кнопку голосовой почты. Четыре сообщения. Первое от Блантона, позвонившего с реки. Каролина включила громкую связь и стала просматривать допросные карточки.

«Мисс Мейбри, – сказал голос Блантона, – вы наслышаны об истуканах с острова Пасхи? Помимо размера самое примечательное в них то, что они безглазы. У статуй лишь пустые глазницы. Зрелище настолько жуткое – особенно на острове каннибалов, – что первые европейские мореплаватели сочли эти фигуры воплощением слепой жестокости океана. Истуканы как будто вопят, что желание постичь океан, который местные народы считали богом, сродни попытке выколоть себе глаза. Все мифы о значении и происхождении статуй сосредоточены на единственном факте: истуканы с острова Пасхи безглазы».

Время записи истекло, и Блантону пришлось перезвонить:

«Я сижу на берегу вашей прекрасной реки, мисс Мейбри, и рассказываю вам об истуканах с острова Пасхи, а Макдэниэл разъясняет особенности психоза Ленин Райна ходячей копне залаченных волос, которую телевизионщики издевательски величают талантищем. Мистер Макдэниэл только что поведал талантищу и телезрителям, что Ленин Райан наверняка покинул здешние края, иначе мы бы о нем услышали. То есть нашли бы очередной труп. Слушаю я мистера Макдэниэла, коего уже считаю нашим талантищем, и крепко грущу. А также вспоминаю о том, что, как и с загадками острова Пасхи, порой нечто наиочевиднейшее потому и очевидно, что ложно».

Запись вновь закончилась, Каролина включила третье сообщение:

«Через тяжкое столетие, в котором хвори и угнетение стерли с лица земли почти всех аборигенов острова Пасхи, один мореплаватель наконец-то спросил тамошнего святого, почему его народ ваял безглазых истуканов. В полинезийских диалектах нет прошедшего времени, и потому старец ответил, мол, да, статуи безглазы. Потом уразумел вопрос и терпеливо растолковал: статуи создал древний народ, а спустя много поколений на остров приплыл в выдолбленных каноэ народ старца и уничтожил ваятелей. И тут, к изумлению мореплавателя, святой достал из корзинки великолепно отполированный кругляш из темного обсидиана с белым вкраплением посредине – потрясающий артефакт, единственный глаз с острова Пасхи. “Мы забрали глаза’’ – усмехнулся беззубый старец. Мореплаватель вспомнил, что нынешние островитяне – ритуальные каннибалы, и спросил, не было ли ослепление истуканов знаком окончательной победы над древним народом острова Пасхи».