– Видите! – кричал Шестипалый. – Я ей так и сказал: пускай, мол, покуда я жив, в кувшине вино не кончается!..

Он победно припал к горлышку, опрокинул в глотку остаток вина, перевернул пустой кувшин, изумленно взглянул на каплю, повисшую на ободке, и упал замертво.

От воспоминаний короля отвлек визг у самых ног. Ага! Здесь что-то вроде бассейна с морской водой. Каменные стенки невысокие, но гладкие, скользкие. Этот шелудивый дурак скатился в воду, а выбраться не может!

Встав на колени, Джайгарш на ощупь нашел барахтающийся мокрый комок, ухватил за шкирку и с крепким словцом вытащил на камни. Отпихнул счастливого дуралея, который норовил лизнуть его в лицо, брезгливо понюхал ладони, пахнущие мокрой псиной, и опустил руки в воду, чтобы смыть вонь.

И тут чьи-то пальцы сомкнулись на его запястье, резко дернули вниз.

Бывалый воин не растерялся, не заорал. Удержавшись на краю бассейна, он свободной рукой перехватил напавшего за кисть и потянул на себя. Как ни странно, страха не было, только удивление: тонкие пальцы, а такая силища!

Некоторое время он сосредоточенно боролся с невидимым, но упрямым и цепким противником, понимая, что силы равны. А затем послышался голос:

– Ладно, хватит... отпусти!

Голос был женским, мягким и глубоким. Шел не из-под воды – казалось, заговорила пещера. Джайгарш зарычал, стискивая грубыми пальцами холодную упругую плоть неведомого противника, вернее, противницы.

– Отпусти, Джайгарш Грозный Прибой. – В голосе совсем не отражалось напряжение борьбы. – Я заплачу выкуп. Чего ты хочешь?

Не давая надежде обжечь душу, король огрызнулся:

– Если знаешь мое имя, может, сама угадаешь, чего хочу?

Короткое молчание – и насмешливый ответ:

– Для тебя желанный и недостижимый подвиг то, что твои подданные проделывают каждую ночь.

От потрясения Джайгарш едва не выпустил руку дори-а-дау. А та продолжала уже с откровенной издевкой:

– Твоя мечта исполнится. Станешь мужчиной на один-единственный, последний раз. Не смей торговаться! Соглашайся или боремся дальше!

У Джайгарша пересохло в горле. Перед глазами во мраке забелело большое тело наложницы-силуранки – нежное, как масло, и горячее, как печка.

Ах, какой пирог может он испечь в этой печке!

Не раздумывая, не взвешивая ничего, мужчина выдохнул:

– Согласен!

Выпустил запястье дори-а-дау, поднялся на ноги. Он не чувствовал в себе перемены, но почему-то сразу поверил: его не обманули. Скорее домой, к своей широкобедрой красотке...

– Эй, король! – прозвучало за спиной. – Обернись!

Он оглянулся – и грот озарился золотистым сиянием, мрак разлетелся клочьями, заметался по неровным стенам. Яркие блики засияли на спокойной воде, озарилась бахрома мелких сталактитов под низким потолком.

А на краю бассейна стояла та, чье нагое тело источало этот дивный свет.

Какой была она – высокой, низкой, с большой или маленькой грудью? Какого цвета волосы струились по плечам? Джайгарш не разглядел, не запомнил, он понял лишь, остро и жадно, что перед ним самая несравненная, самая потрясающая красавица на свете! Огненные стрелы ударили в низ живота, из горла вырвался рык. Забывший свое имя мужчина одним прыжком оказался рядом с женщиной, призывно протянувшей к нему руки, и, сгорая от бешеного желания, сгреб ее в объятия.

Долго ли пылал костер, сжигающий их тела? О том знают лишь боги, если имеют привычку подсматривать за любовниками...

Наконец разомкнулись объятия. Грудь, только что льнувшая к другой груди, судорожно вдохнула воздух.

И тут морская красавица легко поднялась на ноги и весело, чуть насмешливо сказала:

– Это было восхитительно. А теперь – прощай!

Сияющая влага приняла ее раньше, чем Джайгарш понял весь ужас происшедшего. А когда опомнился, взвыл раненым зверем, рванулся к бассейну, над которым медленно угасало золотое свечение, но было поздно.

Ноги подкосились. Джайгарш опустился на разбросанную одежду (и когда только успел сорвать ее с себя?). Он захлебывался беспомощной бранью: сука, воровка, поганая лгунья! Поманила подарком – и тут же отобрала его! Дала силу – и сразу выпила ее! Насладилась и уплыла, унеся его последние надежды...

Сияние погасло. На ощупь Джайгарш собрал одежду и покинул проклятый грот. Мрачным и злым вернулся он к своей дружине и на расспросы ответил приказом: немедленно завалить камнями вход в пещеру дори-а-дау!

Прошло лето, проползла осень, навалилась суровая зима. Король продолжал с мрачным упорством обустраивать островную «столицу», но не мог объяснить себе, зачем это делает. Долгими угрюмыми вечерами сидел он один, не зажигая огня, и никто не знал, где бродят его мысли. Наложницу-силуранку прогнал с глаз. Когда позже ему сказали, что женщина нашла себе мужа, он лишь раздраженно дернул углом рта.

Пришла весна, оживив на острове все, кроме короля. Джайгарш осунулся, постарел. Часто он подолгу глядел в одну точку, и никто не смел потревожить его в это время.

Так продолжалось до дня, когда кто-то из старых товарищей по оружию рискнул доложить королю, что из пещеры, вход в которую завален камнями, доносится пение. Вроде женский голос, а что поет – не разобрать...

Король разволновался и тут же отправился к пещере. По его приказу дружинники в два счета разметали завал, и Джайгарш шагнул во тьму, строго-настрого запретив своим людям идти следом.

Знакомый грот был освещен золотым сиянием. Она сидела на краю бассейна спиной к тоннелю, свесив в воду ноги... нет, не ноги, а широкий чешуйчатый хвост, но это он разглядел, когда подошел ближе.

Она тихонько напевала. Джайгарш не разобрал ни слова, но с замиранием сердца понял, что это была за песня.

Колыбельная.

Услышав шаги, дори-а-дау оглянулась через плечо и смущенно улыбнулась:

– Как видишь, я сама себя перехитрила.

Джайгарш подошел ближе, сел рядом и молча уставился на лежащего на чешуйчатых коленях нагого младенца.

Словно почувствовав напряженный взгляд, ребенок сонно приоткрыл глаза, густо-синие, как у Джайгарша.

Король неловко протянул руки, и женщина заботливо переложила на них теплое нежное тельце.

– Прощай, – сказала она. – Теперь действительно прощай. Но хочу оставить о себе хорошую память. Прими подарок, король. Тебе он уже не поможет, но принесет много добра другим.

Она взмахнула рукой – золотое сияние вспыхнуло ярче, обволокло пещеру.

– Этот грот будет исцелять людей до тех пор, пока на острове правят наши с тобой потомки.

И дори-а-дау скользнула в воду.

– Постой! – подался к бассейну король, желая хоть на миг удержать свою первую и последнюю любовь. – Исцелять... От чего, от каких болезней?