Дядюшка усмехнулся:

— Хорошо сказано, Шанни. У Его Величества всегда было отменное здоровье. И хвала Богам. Камерату нужен сильный государь. Какие новости?

— О главной новости вы, я думаю, уже наслышаны, — сказала я.

— О свадьбе Селии и Ришема? — я кивнула. — Разумеется. Об этом объявили на следующий день после помолвки по всему городу. Разве что глухой не услышал. Признаться, я был взволнован этой новостью. Каково вам живется в соседстве с герцогом? Не пытался ли он к вам подобраться?

Я отрицательно покачала головой и улыбнулась:

— Нет, дядюшка, герцог держится от меня на расстоянии. К тому же он не живет во дворце. А если учесть, что я большую часть времени нахожусь в королевской части, то для него я остаюсь и вовсе недосягаемой.

— Хорошо, — кивнул граф. — Но будьте настороже, Шанриз. Вам, как никому другому, известно, на что способен этот человек.

— Не волнуйтесь, ваше сиятельство, — сказала я. — Герцог — последний человек, кому бы я доверилась. Я не простила его и не забыла, как он хотел поступить со мной.

— Как ведет себя принцесса?

— Давайте уж я расскажу вам обо всем по порядку.

Дядюшка возражений не имел. А мне было, что ему рассказать, мы давно не виделись, и у меня накопилось немало событий и вопросов, ответы на которые хотелось получить. Теперь, не связанный обязательствами и опасениями потерять место, граф Доло стал более откровенным. Известных ему тайн его сиятельство не открыл бы даже супруге и собственным детям, но я — иное дело. И дело было не только в доверии, для меня все эти знания были жизненно необходимы. Они помогали выбрать верную линию поведения и уберечься от непоправимой ошибки, как это было летом на большой охоте, когда я чуть не погубила себя и весь род своей осведомленностью о выходке герцога Лаворейского, причастного к тайнам рода Стренхетт. И сегодня я тоже ждала откровений, давно обещанных, но пока так и не произнесенных вслух.

Но пока их время не подошло, потому что мой рассказ продолжался. Дядюшка слушал меня, время от времени приподнимая брови. Иногда усмехался, иногда хмурился, но не перебил ни разу. И когда я дошла до изгнания графини Хорнет, только тогда его сиятельство уверенно произнес:

— Герцогиня.

— Верно, — кивнула я и перешла к ее светлости.

Граф теперь и вовсе не отводил от меня взгляда. Он поджал губы, когда я дошла до разговора в тронном зале и нашего объяснения с бывшей покровительницей, после покачал головой, однако вновь промолчал — мое повествование продолжалось. Дальше я перешла на Дренга с его предостережением, а после и вовсе на короля.

И вот тут мне было, о чем рассказать. Наши отношения с Его Величеством… они вроде бы и оставались прежними, но перемены были столь огромны, что я уже даже не могла дать им точного названия. Я оставалась служащей, гостьей, другом и… семьей. Да, наверное, так. Он сосредоточил всё свое внимание на мне. И не просто оказывал какие-то знаки, теперь это было нечто большее.

К примеру, вчера ближе к вечеру государь ворвался в мой кабинет, смел на пол аккуратные стопки с письмами, с которыми я работала последний час, уселся на их место и заявил:

— Я — король, не сметь меня отчитывать.

— Но… — попыталась я все-таки возмутиться.

— Держите, — монарх сунул мне в руки какой-то конверт и велел: — Читайте.

Читать я начала не сразу. Сначала я в ошеломлении смотрела на Его Величество, приоткрыв рот, наконец, закрыла его и, передернув плечами, опустила взгляд на конверт. Он был от барона Хендиса. Сломав печать, я пробежалась глазами по строчкам. Это было… в общем, читайте сами:

«Ваша милость, на сегодня ваша служба закончена. Я отпускаю вас в сопровождение Его королевского Величества. Того требует государственная необходимость.

P.S. Умоляю, Шанриз, уведите его! Уведите подальше от меня и моей работы. После того, что он устроил в моем кабинете, я только собирать документы буду до самого утра. У меня не осталось ни сил, ни нервов. Заберите, да простят меня Боги, распоясавшегося хулигана и сделайте с ним всё, что пожелаете, но я не должен лицезреть его до тех пор, пока не закончу. Иначе мое душевное здоровье будет подорвано окончательно.

С мольбой и негодованием, барон Хендис».

— Ну? — вопросил «распоясавшийся хулиган» с деловитой физиономией.

Глядя ему в глаза, я сложила послание, пока государь не сунул в него нос, спрятала в карман, а затем, так и не ответив, присела на корточки и начала собирать то, что монарх успел разбросать. Судя по всему, в кабинете своего секретаря он устроил нечто подобное, только в больших масштабах. Любопытно — почему? Если только его милость не пожелал меня отпустить, зная, сколько еще работы мне осталось…

— Ваша милость, — сухо позвал меня король.

— Если желаете ускорить дело, Ваше Величество, — отозвалась я, — то исправляйте то, что сотворили. Я не могу уйти и оставить в своем кабинете беспорядок.

Монарх слез со стола и присел рядом со мной.

— Вы меня раздражаете, — объявил он.

— Вы меня тоже, — ответила я.

— Могу и разгневаться, — доверительно сообщил Его Величество.

— Сделайте милость, — я пожала плечами.

— Скажите еще что-нибудь гадкое, и непременно разгневаюсь, — заверил меня государь.

Подняв на него взгляд, я произнесла:

— Только не забывайте, Ваше Величество, что это было вашим пожеланием, мне лишь остается покориться.

— Вы удивительно послушны, когда дело касается гадостей. Но как речь заходит о том, чтобы сделать своему королю приятное, вашу покорность будто уносит ветром.

— Значит, так угодно моему небесному покровителю, — ответила я и благочестиво возвела очи к потолку.

— Бесить мое величество? — уточнил монарх.

— Не богохульствуйте, государь, — укорила я его. — Боги бесить не могут, а вот вы их своими словами прогневаете в два счета.

К этому моменту письма были собраны и уложены обратно на стол. Я уже намеревалась взяться за них и хоть немного упорядочить хаос, но меня выдернули со стула, словно морковку из грядки и выдворили из кабинета. А вскоре, переодевшись, я уже вышагивала под руку с государем. И, думаете, ради чего монарх устроил беспорядок в двух кабинетах и довел своего секретаря до нервного срыва? О-о, вы ни за что не догадаетесь! Мы отправились в предместье кататься с большой насыпной горки. Вот так-то.

И это не все вольности и дурачества, которые теперь позволял себе со мной Его Величество. После оглашения помолвки принцессы и герцога Ришема, мои вечера оказались подчинены королевской воле. Мы играли в спил, вели беседы, слушали музыку, смотрели театральные постановки — и всё в его покоях, куда были приглашены мои добрые знакомцы и приближенные короля. Скажу сразу, я не заскучала ни разу, утомляло лишь то, что отныне я не принадлежала себе вовсе. Завтраки, обеды, ужины — все они были отданы монарху. Всё мое свободное время, и, как видите, занятое службой тоже.