— Я его боюсь!

Олово остался невозмутим, казалось, он не слышит выкриков девушки или не принимает их на свой счет.

— Ерунда какая, — поморщился громила. — Он не сделает тебе ничего плохого. Он слуга Кирилла Грязнова, а Грязнов — большой приятель твоей Мамаши. Так что ни о чем не беспокойся.

— Откуда вы все это знаете?

— Давай, давай, шагай. Нам некогда.

Мужик мягко подтолкнул девушку, но это была медвежья ловкость: Матильда практически вылетела из салона, и, если бы не Олово, сумевший весьма галантно подхватить ее, обязательно бы упала. Дверца захлопнулась, и мобиль юркнул в поток машин.

— Почему?..

Олово нежно придержал Матильду за локоть и направил в нужную сторону.

— На-ам туда.

— Куда «туда»?

— Па-абудешь у нас.

Матильда впервые оказалась в столь богатом доме. Их старая квартирка в Калуге была приличной, салон Мамаши Даши — неплохим, а вот жилище Кирилла Грязнова, объединенное с магазином, именно богатым. Достаток и положение хозяина чувствовались во всем внутреннем убранстве, каждая вещь, каждая межкомнатная дверь — из настоящего дерева, резная! — говорили о солидности. И в то же время не кричали. Подчеркивали, а не выставляли напоказ.

Побывать в таком доме само по себе было приключением, а уж побродить по нему в одиночестве — об этом можно было только мечтать. И мечта сбылась! Олово провел девушку в главный зал, буркнул: «Если что, я-а на кухне» — и ушел, даже не показав, где эта самая кухня находится. Единственное, о чем попросил: вытащить «балалайку». И все. Ходи, где хочешь, смотри, на что хочешь.

А посмотреть было на что. Доходящие до плеча Матильды фарфоровые вазы и потемневшие от времени картины, бронзовые и деревянные статуэтки, оружие на стенах и небольших витринах, украшения и старинные книги. Главный зал антикварного магазина был похож на музей, и странно, что хозяин не позаботился, по крайней мере на первый взгляд, о сохранности имущества. На окнах обычные стекла. Входную дверь Олово не запер, а о возможном появлении посетителя должен был сообщить висящий над ней бронзовый колокольчик. Редкое безрассудство для Анклава, для Болота. Достаточно распахнуть дверь, заскочить внутрь, схватить со стены позолоченный кинжал — и до свидания, ищи-свищи.

Но постепенно Матильда поняла, что подобное в этом доме невозможно. Что вряд ли кто-нибудь рискнет ограбить Грязнова. А если и рискнет, то вряд ли доведет дело до конца, ибо была в магазине какая-то странность. Во всем доме была: в стенах, в старом паркете — некоторые половицы скрипели! — в резной мебели и гардинах. В каждой комнате… Легкая, едва заметная аура чего-то необычного. Или забытого. Некоторое время удивленная Матильда ходила по коридорам, зажигала и гасила лампы, бра, гладила стены, наступала на скрипящие половицы, пыталась понять, откуда берется этот ускользающий, едва ощутимый аромат. Пыталась понять, что именно здесь не так, что смущает, чем отличается особняк Грязнова от остальных построек Москвы.

И поняла. Не догадалась, не узнала, а именно поняла.

Это был не просто старый, это был НАСТОЯЩИЙ дом. Не штампованная бетонная коробка, не место, где спят, а теплая обитель, любовно созданное гнездо. У этого дома была душа, он мог защитить себя.

А не смог бы, то призвал бы на помощь одного из своих обитателей, мужчину, тьму ауры которого смогла разглядеть даже неопытная Матильда. После вчерашней встречи девушка специально заглянула в книги Мамаши и убедилась, что была права — на Олово действительно лежала печать проклятья. Как же глупо это учит в эпоху атомных станций и наномедицины! Матильда воспринимала занятия тетки, как забавную игру, ловкое трюкачество, предназначенное для облегчения кошельков глупых женщин. Но, увидев темную ауру слуги Грязнова, почувствовав душу старого дома, девушка ощутила первые сомнения.

Она нашла Олово на кухне сидящим на табурете и ловко чистящим картошку маленьким ножом с блестящим лезвием.

— Проголода-алась? Возьми хлеб и ма-асло. Вон та-ам.

Постепенно девушка стала привыкать к его странной, режущей слух манере говорить.

— Спасибо. Вы будете?

— Нет.

Тонкие ленточки кожуры слетали в мусорное ведро. Матильда сделала себе бутерброд и присела рядом.

— Давайте я вам помогу.

— Не на-адо.

Девушка помолчала, внимательно глядя на нож, на ловкие руки, испещренные татуировками. Черная вязь рун и символов закрывала едва ли не все тело Олово, оставляя открытым только лицо, и Матильда вдруг поняла, что татуировки слуги созданы не для развлечения, не в попытке украсить себя. Каждая линия узора несла определенный смысл.

Сколько же тайн в этом доме?

— Я ходила по комнатам.

— Я зна-аю.

— У вас красиво.

— Мастер любит, когда-а кра-асиво. Это его дом.

Матильда уже поняла, что Олово тянет звук «а» и созданные из него гласные. И удивилась, что слово «мастер» слуга произнес очень четко.

— Вы давно знаете Мамашу Дашу?

— Да-авно. Очень. Мы соседи.

— Она вас уважает.

— Я-а зна-аю.

Как само собой разумеющееся. Слуга вежливо поддерживал разговор, реагировал на любое высказывание девушки, но коротко, очень коротко, не отрываясь от картошки.

— Почему безы привезли меня к вам? — Матильда решила зайти с другой стороны.

— Они зна-ают, что я зна-аю Ма-амашу.

— Откуда?

Нож на несколько мгновений замер — Олово обдумывал ответ.

— Мы да-авно здесь живем.

Очень содержательно. Девушка вздохнула.

— Вы знаете балластиков? Ребят из тусовки Соломы?

— Видел.

— Они вас боятся.

Олово пожал плечами, бросил в кастрюлю очищенный клубень, помедлил, взял следующую картошку и сообщил:

— Я ска-азал им, что ты моя племя-анница.

Девушка не сразу поняла, что имел в виду слуга. Затем вспыхнула:

— Зачем?!

— Мы хотели защитить тебя.

Матильда резко обернулась: в дверях кухни стоял Кирилл Грязнов.

— Мастер. — Слуга встал с табурета и поклонился.

— Все в порядке, Олово.

— Зачем вы лезьте в мою жизнь? — перебила антиквара девушка. — Кто вам позволил?

Слуга вернулся к картошке, предоставив хозяину возможность ответить на вопросы недовольной Матильды.

— Я ценю дружбу Мамаши Даши, а она любит тебя, — объяснил Грязнов. — Соответственно я постарался сделать так, чтобы у тебя было меньше неприятностей. Болото не самое безопасное место на свете.