Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я добрался до двери, она уже захлопнулась. Я взялся за ручку, но тут снаружи заревела сирена, и в щель между дверью и косяком хлынул свет мигалки.
– Что я вижу?! – насмешливо протянул сиплый голос. – Мальчики пытаются убежать через черный ход! А ну-ка, сынки, предъявите документы офицеру патруля!
– Но ведь мы ничего плохого не сделали!
– Хорошего тоже. Документы, кому говорю!
Я ждал, не дыша, и изо всех сил надеялся, что «грязная свинья», которая наверняка стоит у парадной, не войдет в бар. Хриплый патрульный тем временем потешался:
– Да они же просроченные! Так-так, ребятки. Выходит, уклоняетесь от призыва?
– Что вы! Это писарь ошибся, – прохныкал один из юнцов.
– Что-то часто они стали ошибаться. А ну, пошли!
Шаги стихли за дверью, машина, ревя сиреной, умчалась.
Я вышел из бара и почти бегом двинулся по сумрачной аллее. Потом остановился. Куда я спешу? Бар, в котором только что побывала полиция, – самое безопасное место в городе. Остановившись в темном подъезде соседнего здания, я понаблюдал за парадной бара. Никто не выходил. Я сосчитал до трехсот, потом, на всякий случай, от трехсот до нуля. Дверь оставалась закрытой. Готовый в любую секунду обратиться в бегство, я подошел к бару и заглянул в окно. Полиции нет, зато есть светлая мысль.
Четверо парней, когда я вошел, посмотрели в мою сторону. Мрачно покачав головой, я проворчал:
– Все. Сцапали их поркакодж.
– Говорил я Биллу – заведи себе новую ксиву, – сказал блондин, предупредивший о визите полицейских. Он хрустнул пальцами и взял кружку с пивом. – Что-что, а ксива должна быть в порядке.
– А моя просрочена, – хмуро сообщил я и помахал официантке.
– Видать, ты из Пенсильдельфии, – заметил конопатый юнец в зелено-золотых штанах.
– С чего ты взял? – буркнул я.
Конопатый фыркнул:
– А акцент? Где еще так говорят?
Я тоже фыркнул. Чем дальше в лес – тем больше дров. Выходит, я автоматически попадаю под закон о мобилизации. Очень мило. Я снова спрятал нос в кружке.
– Ты лучше не рискуй, заведи новую ксиву, – участливо посоветовал блондин.
– Легко сказать. Знаешь, как строго с этим в Пенсильдельфии?
– У нас с этим тоже непросто. Везде нужны связи.
Я встал.
– Ладно, мне пора. Счастливо, ребята.
Прежде чем выйти, я выглянул в коридор, убедился, что поблизости нет патрульных. Потом остановился у крыльца. Почти тотчас же появился блондин.
– Разумно. Чем меньше народу будет знать о твоих проблемах, тем лучше. Меня зовут Жак.
– А меня – Джим.
– Ничего, имя как имя. Сколько ты намерен заплатить?
– Немного. Больно уж год неудачный выдался.
– За три куска сахара могу свести тебя с кем нужно. Он запросит двадцать.
– Ксива тянет не больше десяти. Тебе – полтора.
– Хо, а вы, пенсильдельфийские, не такие олухи, как говорят. Ладно, давай сахар, и пошли.
Я заплатил Жаку его долю. Как только он повернулся, кончик кинжала слегка уколол ему кожу под ухом. Он застыл как вкопанный. Подержав у него перед глазами лезвие с капелькой крови, я сказал:
– Просто предупреждение. Эти свиньи ждут не дождутся, когда ты кого-нибудь сдашь. Но это не моя забота. Меня заботит моя шкура. Я чувствую, ты работаешь на два фронта. Советую тебе поработать в этот раз на меня, или я тебя пришью. Понял?
– Понял… – пролепетал он.
Я спрятал кинжал и хлопнул блондина по спине.
– Жак, ты мне нравишься. Схватываешь на лету.
Мы шли молча, надеюсь, он правильно все понял. Когда мне угрожают, я всегда все делаю наоборот. Но опыт показал, что по отношению к мелким преступникам угрозы срабатывают. Время от времени.
По пути нам попалось несколько баров, и Жак в каждый из них заглянул. В пятом заплатил за вход и махнул мне, чтобы я следовал за ним. Там было темно и накурено, со всех сторон звучала лязгающая музыка. Жак провел меня в альков, где музыка звучала тише, во всяком случае, была менее крикливой, чем расцветка полосатого костюма на сидящем там толстяке. Откинувшись на спинку грубого деревянного кресла, он потягивал из бокала ядовитую на вид жидкость.
– Привет, Капитан, – сказал мой провожатый.
– Выкладывай, Жак, в чем дело, и проваливай.
– Капитан, не смей так говорить даже в шутку. Я по делу пришел, можно сказать, подарок тебе принес. Этому корешу нужна новая ксива, не то его заберут в армию.
В меня впились крошечные глазки толстяка.
– Жак сказал: полтора – ему, десять – тебе. Он уже свое получил.
– Вечно он путает. Двадцать, и точка. А комиссионные я сам ему выплачу.
– Ладно, черт с тобой.
Я отдал деньги. Он тут же достал из кармана пластиковые корочки с фотографией паренька, которому никак нельзя было дать моего возраста. Год рождения, указанный рядом с фотографией, тоже не совпадал с моим.
– Но ему же всего пятнадцать! – возмутился я.
– Ничего, у тебя тоже мордашка как у младенчика. Сойдет. Или сбрось несколько годков – или иди в армию.
– Ладно, беру. Я уже чувствую, что помолодел. Спасибо за помощь.
– Всегда к твоим услугам. Во всяком случае, пока у тебя есть сахар.
Я вышел из бара, перебежал улицу и юркнул в темную подворотню. Жак не заставил себя ждать. Несколько минут я бесшумно шагал за ним, потом стал догонять. Ощутив затылком мое дыхание, он резко обернулся.
– Это я. Не пугайся, Жак. Просто хотел тебя поблагодарить.
– А-а! Да брось ты, не за что, – промямлил он, испуганно обшаривая глазами пустынную улицу.
– Жак, окажи мне еще одну услугу. Дай мне взглянуть на твою ксиву. Хочу убедиться, что Капитан меня не надул.
– Что ты! Он не такой!
– Верю, но все-таки хочу взглянуть. – В свете фонаря блеснул мой кинжал. Жак мгновенно выхватил из кармана и протянул корочки, очень похожие на мои. Я раскрыл их, повернул к свету, затем закрыл и отдал Жаку. Но он оказался подозрительным.
– Это не моя ксива! – пролепетал он, взглянув в удостоверение. – Это твоя!
– Верно. Я решил с тобой поменяться. Ты же сказал, что моя ксива – годная, вот и бери ее себе.
Я повернулся и пошел прочь. Шум прибоя и возмущенные вопли Жака постепенно стихли за спиной. Я был очень доволен собой. Если Капитан меня не надул – Жак ничего не теряет. Если надул – тем хуже для Жака. Соломоново решение.