— Не для того, чтобы увидеть Тедди.

— Что мы смотрим? — спрашивает Надя, прерывая наш разговор.

Скарлетт наклоняется вперед, чтобы взять пульт с кофейного столика. Ее майка задирается, обнажая полоску кожи. И я представляю, как снимаю тонкий материал с ее тела. Переодеться было ошибкой.

Девушки останавливаются на комедии. Через несколько минут я знаю, что не буду обращать на фильм особого внимания. Я доедаю свой ужин и растягиваюсь на диване. Поколебавшись, Скарлетт ложится рядом со мной. Ее задница трется прямо о мою промежность, и я стону ей в ухо.

— Если ты не хочешь закончить это, не начинай, Скарлетт.

— Кто сказал, что я не хочу закончить это? — шепчет она в ответ.

Я просовываю несколько пальцев под подол ее майки, рисуя круги на ее гладкой коже. Надя, или, может быть, Софи, смеется над чем-то, что происходит на экране. Я не оглядываюсь, чтобы проверить.

— Я не хочу делиться тобой. Я единственный, кто трахает тебя, Роза.

У нее перехватывает дыхание. Я слышу это, и чувствую это. Быстрый подъем ее грудной клетки.

— Скажи это.

Она поворачивает голову, так что оказывается у меня под подбородком.

— Ты единственный, кто трахает меня, — шепчет она.

Я дразню нижнюю часть ее груди, а затем опускаю руку вниз и кладу ее на живот.

— Смотри фильм.

Она раздраженно фыркает. Я улыбаюсь, скольжу рукой по ее бедру и смотрю на экран, не замечая ни единого пикселя.

Следующее, что я помню, это то, что Скарлетт трясет меня за плечо, чтобы разбудить. Я моргаю, провожу руками по лицу и зеваю.

— Черт. Я заснул?

Она кивает.

— Где-то между перестрелкой и сексуальной сценой. Ты, должно быть, был измотан.

— Я думал фильм о девичнике.

— Ситуация обострилась, полагаю. Я не обращала на это особого внимания.

— Почему? — спрашиваю я невинно.

Скарлетт закатывает глаза.

— Я положила Тедди в его будку. Софи и Надя ушли. Я иду спать, — но она не двигается.

Как и я.

Я притягиваю ее ближе, меняя наши позиции, так что она оказывается подо мной. Между нами потрескивает электричество. Она не сопротивляется мне. Растягивается, поднимая руки и вытаскивая волосы из пучка. Ее колени раздвигаются, так что мой твердеющий член прижимается прямо к ее мягкому центру. Я двигаю бедрами, и она стонет.

— Ты хочешь мой член, Роза?

В ответ она снова стонет. Громче. Я сажусь, стаскиваю рубашку и спортивные штаны, так что мой член выпрыгивает. Скарлетт прикусывает нижнюю губу, сфокусировавшись на моей растущей эрекции. На ней нет лифчика. Я вижу твердые кончики ее сосков, когда ее тело реагирует.

Леггинсы, которые на ней надеты, обтягивают кожу. Мне требуется три рывка, чтобы снять их. Затем снимаю ее промокшее нижнее белье. Придвигаюсь ближе, собираясь войти в нее, когда понимаю:

— Презервативы наверху.

Это всегда было напряженной темой между нами. Теперь, когда мы не только занимаемся сексом, но и занимаемся им как можно чаще, этот вопрос становится все более актуальным. Это постоянная проверка доверия друг к другу. Сказать, что ты кому-то доверяешь — это одно. Доказать это действием — другое. Особенно когда передача болезни или беременность являются потенциальными последствиями.

— Я доверяю тебе, — она повторяет то же самое, что сказала мне четыре ночи назад, без раздумий. И это вызывает тот же прилив ощущений, который очень похож на любовь.

Я целую ее, пока она прокладывает свой путь вниз к моему члену. У меня никогда раньше не было секса без презерватива. Я стону от ощущения ее тугого, влажного тепла, сжимающегося вокруг меня без каких-либо барьеров.

— Срань господня.

— Это ощущается по-другому?

— Да, — выдыхаю я, набирая темп, как только мы оба приспособились. — Чувствую тебя. Ты ощущаешься так чертовски хорошо.

— С тобой все по-другому, — бормочет Скарлетт. Я знаю, что она говорит не об отсутствии латекса между нами.

Она обвивает своими длинными ногами мою талию, открываясь еще больше. Мы оба стонем, когда я проскальзываю глубже, попадая в новую точку. Мое дыхание учащается, когда я начинаю чувствовать знакомое покалывание в моих яйцах. А потом я кончаю, сильнее и дольше, чем когда-либо. Белые пятна усеивают мое зрение, придавая новый смысл ослепляющему удовольствию.

Медленно реальность просачивается обратно в гостиную. Но я не отодвигаюсь от нее. Рука Скарлетт трогает мои волосы, снова и снова перебирая короткие пряди. Я прижимаюсь губами к изгибу ее шеи, прямо там, где она переходит к плечу, вдыхая ее аромат и дыша на ее кожу.

Это тоже ново для меня. Близость после секса. Я не был любителем этого, но и никогда не задерживался, чтобы прижаться к кому-то после этого.

— Ты нравишься Софи и Наде, — говорит она мне.

— Они не осудили меня за то, что я заснул, как старик?

Я чувствую, как ее смех щекочет мою щеку.

— Нет. Они обе тоже много работают. К тому же ты не похож на старика, так что это помогло.

— Это комплимент, Роза? — дразню я, откидывая голову назад, чтобы видеть ее лицо.

— Как будто ты не знаешь, что я считаю тебя сексуальным.

— Мне нравится, когда ты так говоришь.

— Прекрасно. Ты горячий как ад, ясно?

Я улыбаюсь.

— Хорошо.

— Софи хочет встретиться с Оливером. Она планирует порвать с Кайлом.

— Ей было бы лучше остаться с хирургом.

Скарлетт приподнимает бровь.

— Почему?

— Помнишь, когда ты спрашивала обо мне и Кэндис?

— Да.

— Помнишь, что я сказал?

— Срань господня. Серьезно?

— Ага.

— Вау, — она колеблется. — Могу я спросить тебя кое о чем? Совершенно не связанном с драмой Оливера, спящего с вашей мачехой.

— Да, конечно.

— Прошлой ночью Ашер упомянул твой стол. Что тебе не нравится, когда другие люди прикасаются к нему. Почему?

— Может быть, мне просто не нравится, когда люди трогают мои вещи, — поддразниваю я.

— Правда?

Я выдыхаю.

— Нет. Это был письменный стол моей мамы. Она тоже была богата. У ее семьи был судоходный бизнес. Она унаследовала его и выполняла большую часть работы. У нее был свой собственный офис в доме и все такое. Мой отец продал компанию после ее смерти. В то время я думал, что он был