Физики занимаются созданием последовательностей частных и приблизительных теорий, каждая из которых точнее предыдущей. Но ни одна из них не может претендовать на роль истины в последней инстанции. Как и сами теории, все постулированные в них «законы природы» не абсолютны и будут со временем заменены более точными формулировками. Неокончательность теорий проявляется в использовании произвольных параметров, «фундаментальных констант»: величин, значения которых не выводятся из соответствующей теории, а «подставляются» в нее после того, как определяются эмпирически. Квантовая теория не может объяснить величину, которой выражается масса электрона, теория поля — величину его электрического заряда, а теория относительности — величину скорости света. В классическом понимании эти величины — фундаментальные константы мироздания, не нуждающиеся в объяснении. В современном же мировосприятии им отводится роль временных значений, отражающих ограниченность современных научных теорий. Согласно философии бутстрапа, со временем все они постепенно получат объяснение — по мере того как их точность и границы будут расширяться. Эту идеальную ситуацию можно только приблизить, но не достичь. В теории всегда будут оставаться необъясненные «фундаментальные» постоянные, а все ее «законы» не будут исходить из требований общей самосогласованности.

Даже идеальная теория будет содержать некоторое число необъяснимых свойств, причем не обязательно в форме численных констант. Пока теория остается научной, она будет требовать принятия без объяснений ряда понятий, составляющих ее научный язык. Развитие положений гипотезы бутстрапа может вывести нас за пределы науки.

Очевидно, последовательный «бутстрап-подход» к рассмотрению явлений природы, при котором все явления определяются как самосогласованные друг с другом, близок к восточному мировоззрению. Неделимая Вселенная, внутри которой все вещи и явления неразрывно связаны, вряд ли была бы возможна, если бы она не имела внутренней согласованности. Это требование, лежащее в основе гипотезы бутстрапа, и принцип единства и взаимосвязанности всего сущего, столь важный для восточных мистических учений, — только два разных аспекта одной идеи. Их связь особенно явно проявляется в даосизме. Даосские мудрецы считали, что все явления в мире — часть космического Пути, или Дао, а законы, которым подчиняется его течение, не заложены в природу божественным законодателем, а изначально присутствуют в ней. Обратимся к «Дао дэ цзин».

Джозеф Нидэм в своем исследовании, посвященном истории китайской науки и цивилизации, подробно рассматривает то обстоятельство, что западные представления о фундаментальных законах природы, созданных божественным творцом, не имеют соответствия в китайской философии. «Согласно китайской философии и мировоззрению, — пишет ученый, — гармоническое сотрудничество всего сущего возникло не по указанию некой высшей инстанции за пределами бытия, а поскольку все они являются составными частями иерархии цельностей, лежащей в основе космического порядка, и все они подчиняются внутренним движущим силам своей природы»[254].

По Нидэму, в китайском языке даже нет слова, соответствующего традиционному западному понятию «закон природы». Ближе всего по смыслу подходит слово ли, значение которого философ-неоконфуцианец Чжу Си объясняет как бесчисленные «веноподобные узоры, существующие в Дао»[255]. Нидэм переводит ли как «принцип организации» и дает такое пояснение.

Несложно понять, почему такое мировоззрение привело китайских философов к мысли, аналогичной той, которая в современной физике возникла совсем недавно: основа всех законов природы — самосогласованность. Эта идея четко изложена в следующем отрывке из сочинения Чэнь Шуня — близкого ученика Чжу Си, жившего на рубеже XII и XIII вв. н. э. Описание можно применить и к понятию всеобщей согласованности, использующемуся в философии бутстрапа.

Таким образом, согласно восточной философии, как и положениям современной физики, всё существующее в мире связано со всем остальным, и ни одна часть Вселенной не является более фундаментальной сущностью, чем другая. Свойства любой части определяются не общим законом, а свойствами остальных частей. Как физики, так и мистики признают вытекающую из этого невозможность дать исчерпывающее объяснение каждому явлению, но дальше делают разные выводы. Физики, как уже говорилось выше, довольствуются приблизительным пониманием природы. Восточных мистиков такое «относительное» знание не интересует, они стремятся к знанию «абсолютному», которое позволит постичь целостность жизни. Сознавая принципиальную взаимосвязанность отдельных частей Вселенной, они считают, что объяснение чего-либо в итоге сводится к описанию связей этого «чего-то» с остальным миром. Поскольку это невозможно, восточные мистики полагают, что ни одно отдельное явление не может быть объяснено. Это иллюстрирует, например, цитата из Ашвагхоши.